— А кто в таком случае мы?
— Мне казалось, мы прояснили отношения еще в день смерти половины ясеня. Руперт, вы еще помните, что шпага — оружие благородное?
— Стараюсь помнить.
— Тогда берегите ее репутацию. Зрелище вам предстоит омерзительное, но вы уж потерпите. Луиджи, отправляйся-ка на «Астэру», тут дело северное.
— Я и шел на север.
— Ну, тогда хоть нюхательную соль у призовой партии одолжи, — посоветовал Вальдес и окликнул сидевших на бочках абордажников: — Ребята, как улов?
— Протухает потихоньку, — весело откликнулся марикьяре в алой косынке. — Провялить бы!
— Сначала просолим. — Ротгер резко отшагнул в сторону, открывая дорогу. — Господин Кальдмеер, вы узнаёте этих господ?
Кто-то не выдержал, присвистнул, что-то тихонько зазвенело. Сзади — впереди была тишина. Бермессер в адмиральском мундире, но без шляпы, перчаток и перевязи рыбьими глазами смотрел на Олафа. И рот у него тоже был какой-то рыбий, беззвучный и шевелящийся. Лица Ледяного фельпец видеть не мог, только разом напрягшуюся спину.
— Так, — прервал молчание Кэналлиец, — господа адмиралы кесарии друг друга узнали.
2
О том, что Ледяного не догадались еще разок огреть по башке и сунуть в тайник, Юхан жалел не переставая. С той самой минуты, когда отправленный в убежище старый болван вылез на палубу и по всей форме представился фрошерскому офицеру, всего-навсего пригласившему шкипера и еще троих по его, шкипера, выбору прокатиться к Вальдесу. Беды-то! Призовой партии на «Селезне» особо разжиться нечем, разве что пресловутые ружья прихватить, а Бешеный отродясь кильку не ловил. Расспросил бы и отправил восвояси, благо про что спрашивать было: флагман, берущий на абордаж родное торговое корыто, — это, господа селедки, не каждый день увидишь.
Темнить Юхан не собирался. Дескать, так, мол, и так: видели мы, как господин Бермессер, в штаны наложивши, драпали, вот и стали ему поперек горла. А что огрызались, так и кошка отмахиваться начнет, если в угол загнать. Добряк не сомневался, что через час-другой снова будет на «Утенке», и тут вылез Кальдмеер. Разумеется, Фельсенбург поперся за адмиралом, а Канмахер — за обоими. Фрошер от такого улова ошалел, но голова у него варила. Четверых забрал, а десятка три своих на кораблик пригнал. Теперь неприятностей не оберешься, и все потому, что контуженому умнику захотелось благородство почесать! Шкипер кипел как гороховый суп, но смотреть и слушать не забывал. Бермессера раньше он видел лишь издали, а Вальдеса не встречал вообще. Фрошер был хорош... В синем море в белой пене рифы тоже хороши, только налетать на подобную красоту упаси Торстен... Бермессера святой упасать не пожелал. «Утенка», к несчастью, тоже.
— Так, — сверкнул зубами Бешеный, — господа адмиралы кесарии друг друга узнали. Господин Кальдмеер, вам лучше присесть.
— Что вы собираетесь делать? — Ни садиться, ни улыбаться Ледяной не собирался. Юхану тоже было не смешно.
— Я собираюсь воздавать, или как оно там называется, — объяснил Вальдес. — Мы тут все моряки... Бросать без помощи тех, за кого в ответе, — гневить море и вести по своим следам беду. Не знаю, почему разыгрался тот шторм, но буря была непростой — возникла ниоткуда и ушла на север. По следу успевшей в гавань погани. Другие не успели... Для Талига все обернулось удачно, но сейчас я — марикьяре. Я знавал Доннера, и пусть бы его прикончили мои пушки или старость, но не чужая грязь...
— Стойте! — дернул щекой Ледяной. — Вы хотите сказать... Адмирал Вальдес, вы утверждаете, что шторм шел за Бермессером?
— Не совсем я и не совсем утверждаю, но что не доделаем мы, доделает... другое, и оно слепо. Грязь для моря — как заноза для быка; пока не вырвет, будет крушить не глядя.
— С какой стати фрошеров заботит дриксенская грязь? — подал голос шаутбенахт с разбитой скулой. То ли тот, что глазел с причала на «Селезня», то ли другой.
— Хосс, замолчи! — Руки Бермессера были скручены, и он наступил шаутбенахту на ногу. — Молч...
— Именно, — кивнул Вальдес. — Вы навыполняли столько приказов этой сволочи, выполните еще один. Напоследок.
— Адмирал, — а вот Фельсенбург молчать не станет, хоть все ноги отдави, — я правильно понял? Вы решили избавить море от Бермессера? Благодарю вас, но это наше дело. Дело «Ноордкроне»...
— Не только. За «Ноордкроне» здесь спросят трое, но ваш шкипер тоже имеет право на свой кусок падали.
— Господин Вальдес, — соизволил очнуться Ледяной, — вы покинули эскадру, чтобы свести счеты с Бермессером? Почему именно сейчас?
— Мне не понравилось, когда регент швырнул вас в кипяток, как омара. — Бешеный сощурился; сейчас когти выпустит и прыгнет. — Вы верили кесарю и не возражали, но вразнос идет не только Талиг. О приговоре я узнал от негоцианта из Ротфогеля. На пятый день после вашей «казни», и счел уместным в меру своих сил... помянуть. Вы бы узрели вашего преемника с порога Рассвета или где там собирают праведников, но Рассвет остался голодным. Вы живы, и вам придется не встречать Бермессера, а провожать. Господа, вам не кажется, что повешенный фрошерами пленный адмирал цур зее отнюдь не то, что вздернутая своими трусливая мразь?
— Да! — прорычал Фельсенбург, и старик Канмахер подтвердил:
— Да.
— Я тоже так рассудил, вот и прикидывал, кому посподручнее махнуть платочком. Принц Луиджи — в Фельпе, кстати, тоже сбесились, и наш друг угодил в принцы — не годился. Я тем более, но Бе-Ме нашел своих судей сам. Моряки, которых хотели прикончить вместе с кораблем, не могли не обидеться. Я поставил на них, но море решило свести лицом к лицу всех. Под райос... Эномбрэдастрапе!
3
Вальдес смотрел в упор. Глаза у него были черные, но в них проскакивали голубые искры. Злющие и... знакомые.
— Моя марикьярская половина в бергерских гостях изнемогала от песен про суд гор, но в самом подходе что-то есть. Четверо выживших, подонок и веревка... Раньше это называлось судом моря. По крайней мере у агмов.
— У варитов тоже, — подтвердил Руппи. Сколько раз лейтенант воображал встречу с Бермессером, но все вышло иначе. Неожиданно и... правильно. — Нас четверо, и я обвиняю.
— А как же! — сжал кулаки Йозев. — Трусам место на рее! Шкипер, вы как?
— Гадить в море не след, — веско произнес Добряк. — Не любит оно такого. А раз нагажено, надо исправлять. Господин адмирал верно сказал. Мы не тронем — штормяга тронет, да, чего доброго, заодно других утянет, кто ни сном ни духом... Нехорошо!
Трое и Олаф... Ну почему он молчит? Нельзя же так... дрейфовать?!
— Вернер фок Бермессер, вы сбежали, нарушив приказ. — Если потребуется, они с Канмахером эту сволочь собственными руками... — Вы пытались обмануть кесаря и оклеветали адмирала цур зее Кальдмеера. Вы трижды — в Зюссеколь, Шеке и на Эйнрехтском тракте — подсылали ко мне убийц, потому что я был свидетелем вашей с Хохвенде трусости. Жертвами покушений становились мои спутники и случайные люди. Вы напали на «Хитрого селезня», потому что шкипер и команда оказались свидетелями вашего бегства...
