"Влипли", успела подумать я.
Фигушки. Чкаа с не меньшим азартом, чем мы, включился в потрошение ошейников. По-моему, он воспринимал это как некую игру. Вот! Правильное слово. Он и в занятия с нами играл. И вообще ничего серьезного не делал. Эдакий юный гений — своенравный, задиристый и невоспитанный (сморкаться на пол для него было в порядке вещей, а уж когда Дрик перевел мне — в сильно отлитературенном виде — некоторые его высказывания…). Впрочем, изящными манерами они все тут не блистали.
По-моему, в ошейниках он понимал немногим больше нашего, но вообще с подобной техникой раньше дело имел. Поэтому сейчас с упоением принялся рисовать на доске всякие схемы, заставляя линии по-разному светиться — ну, чисто лазерное шоу. Я быстро потеряла нить, а Дрик, кажется, въехал. И они уже на пару принялись объяснять мне, мешая два языка и поминутно перебивая друг друга, принцип действия этого дурацкого ожерелья. Надо им отдать должное, объяснение до меня дошло. Поэтому я на минутку вежливо попросила обоих заткнуться и сосредоточилась на "глядеть внутрь-наружу-внутрь", как это объяснял Чкаа. То ли количество многочисленных занятий перешло, наконец, в качество, то ли это место на меня так влияло, но видеть всякие там энергоинформационные потоки и прочие меридианы Ци я стала куда лучше. И это часто мешало. В универе хорошо если удавалось разглядеть шесть-семь линий. Когда мы вестника делали из птищеренка, я уверенно работала с десятком и краем глаза (третьего, естественно) замечала еще две-три. А тут вдруг они стали проявляться целыми пучками, перепутываться, накладываться… Так что выбрать нужные, чтобы провести воздействие, становилось ой как непросто.
У Дрика таких проблем не было. Он прошел куда дальше своего рекорда в три направления и мог теперь держать до шести, чему был очень рад. Но для распутывания сетки, лежащей в основе сторожевого ошейника, нужно было держать минимум восемь, а лучше шестнадцать линий. Короче, у одного мало, у другой много. Сколько мог держать Чкаа, я не знала, а он говорить не стал — то ли вопроса не понял, то ли сделал вид, что не понимает.
В итоге копаться в замке, контрзамке, предохранителе, блоке управления и прочей требухе пришлось мне. Дрик, правда, иногда помогал, но из области "подержи вот это, чтоб шло вон туда". И когда через два часа возни его ошейник щелкнул и развалился на две неравные части, у меня уже и сил радоваться не было. Голова гудела, а в глаза словно какая-то сволочь по "камазу" песка насыпала. Ладно, со вторым украшением разберемся потом.
— Ой, Чкаа, — вдруг пришло мне в голову, — а что мы бла Криис скажем, когда она Дрика без ошейника увидит?
Для пущей понятности пришлось сопроводить вопрос пантомимой.
— Криис… — по-моему, это милое обстоятельство и ему только что пришло в голову. А вслед за ним — мысль о том, что и ему могут начистить холку за столь вольное обращение с магическим имуществом. Он секунду подумал и просиял:
— Идем двор драться. Урок защита-нападение. И случайно крак-крак, — ноготь с траурной, под стать костюмчику, каймой ткнул в обломки "сторожевого ожерелья".
Для убедительности Чкаа помахал в воздухе принесенным с собой жезлом. Я уже видела эту хреновину в действии. Две черно-коричневые, словно из эбонита выточенные, груши соединялись стержнем длиной с метр. Не берусь сказать, из чего он был сделан, но пружинил и гнулся знатно. И вся эта конструкция в руках Чкаа выделывала немыслимые кренделя. Боевая техника напоминала работу и с нунчаку, и с обычной палкой. Не уверена, но, по-моему, по воле Чкаа менялась гибкость среднего стержня — то он становился твердым, почти как железо, а то гнулся почти как веревочный. Во всяком случае, во время спарринга его оружие после какого-то хитрого удара обмоталось вокруг шеста в руках Дрика. Чешуйчатый рванул на себя — и оставил моего напарника безоружным. И этой же хреновиной он отбивал мои огненные шарики. Наверное, эта "волшебная палочка с волшебными колбочками" была магически заряжена. Как и на что — без понятия.
Идти сейчас во внутренний дворик и заниматься подготовкой — хоть магической, хоть технической — мне совсем не хотелось. Но кто меня спрашивает?
Так вот. Повел нас Чкаа во дворик, под небо, однородно-серое, как застиранная простыня. Надо сказать, что это со стороны реки замок выглядел спрутоарбузом. А со стороны противоположной к нему лепились вполне человеческие пристройки. Точнее, два щупальца тянулись в сторону, противоположную берегу, эдакими трехэтажками — толстыми стенами с нечастыми окнами. В одной из них мы с Дриком и жили, там же находилась классная комната. А между трехэтажками располагались постройки поменьше и пятачки двориков разных форм и размеров, расположенные, к тому же, на разных уровнях: местность была неровная. На одном из них Чкаа и проводил обычно тренировки. Вот и сейчас принялись они с Дриком махаться. А у меня все линии в глазах скачут. Дрик ими переливается, Чкаа сияет, как новогодняя елка сквозь туман. Подняла глаза — и из окошка на втором этаже что-то такое сочится, неприятно-зеленое с розовыми прожилками.
— Эй, Дрик, а там, похоже, кто-то колдует. Браслет лепит или что-то очень похожее.
Парни разом остановились (Чкаа, против обыкновения, даже не попытался достать Дрика "послеконечным ударом"). Долго вглядывались. По-моему, ничего не увидели, так что Дрик даже заявил, что мне почудилось. Но Чкаа как-то странно на меня взглянул и сказал, что вполне может быть, я и права:
— Там новый. Мужчина, — ему явно не хватало слов, и он выдал трескучую фразу на смарисянском, из которой я вычленила только несколько слов. А Дрик, похоже, здорово за это время поднаторел в местном наречии, потому что тут же бойко перевел:
— Там новенький. Его привезли два дня назад. Не из наших и не из ваших. Совсем чужой. Криис с ним носится, как птица с яйцом. Он для чего-то ей нужен.
Предчувствие, острое, как шило, и щекотное, как перышко, ткнулось откуда-то снизу в ребра.
— Чкаа, а давай на него посмотрим?!
— Зачем?
— Ну Чкаа, ну миленький, ну солнышко, ну лапочка, нам так тут скучно. А вдруг он интересный?
Неизвестно почему, но этот слюняво-детсадовский бред его пронял. А, может, ему показалось интересным поиграть в шпионов. Словом, знакомое уже плутовское и несколько развязное выражение вернулось на его физиономию, он кивнул головой и поманил нас за собой.
