Дэрлиан действительно молчал весь танец, но при этом успел насмеяться на целую поэму. Ко всему прочему, хоть танцевали мы отдельно друг от друга, его пальцы отчего-то успевали пробежаться и по моей руке, и по талии и даже коснуться щеки.
В итоге, когда через полчаса последовало приглашение на второй заход, я решительно отказалась.
— Да ладно тебе, Лида. Я же завтра уеду, и больше ты меня не увидишь, — леквер явно знал, куда бить. От его слов стало так больно, что на мгновение в глазах потемнело. И только мысль о том, что это будет лучше для меня, буквально насильно втиснутая мной в собственное сознание, не дала мне совершить следующую непростительную ошибку.
— Я уже пригласил ее, — Викант обнял меня за плечи, всем своим видом показывая, что дальнейшие пререкания могут кончиться для Дэрлиана плачевно, — Пойдем, милая.
— Пойдем, — ноги сами понесли меня вслед за женихом, выражение лица которого постепенно менялось с раздраженного на довольное. Он фыркнул, заговорчески прошептав:
— Ишь, чего захотел! Все, не позволю больше никому приближаться к моей женщине.
— К твоей будущей жене, — поправила я чересчур развеселившегося гвардейца. Мне же было теперь не до смеха: завтрашний день грозил стать одним из самых ужасных в моей жизни.
— А разве это не одно и то же? — не понял Викант. Отвечать я не стала. Возможно, для леквера эти понятия были едины, но не для меня. Как это ни прискорбно, но Виканту я действительно была лишь будущей женой. Той, которая будет жить с ним под одной крышей, делить с ним горести и радости. А может, рано или поздно, родит детей.
Чьей-то женщиной я была и останусь только для одного леквера во всех мирах. И самое ужасное, что он прекрасно это понимает. Вообще, не так часто случается, что жены становятся теми единственными и неповторимыми вторыми половинками. И не каждая любимая женщина становится при этом женой. Как раз чаще все случается наоборот: жена — это жена, а женщина — это женщина.
Из размышлений меня выдернул пронзительный вопль. На поляну из темного коридора буквально вывалился ренн. В боку у него засела стрела, и несчастный мог лишь хрипеть, цепляясь окровавленными пальцами за землю:
— Лекверы… Лекверы у границ… Спасайтесь…
На миг в пещере воцарилась такая тишина, что мне стало страшно: а вдруг я по какой-то причине оглохла. Но не успела осознать столь неприятную перспективу, как все вокруг зашевелились. Многие ренны бросились в свои дома, некоторые схватились за оружие. Ни паники, ни криков. Такое ощущение, что Эверет-э-Ренн столетиями находился на осадном положении. Жених тут же сгреб меня в охапку, оттаскивая куда-то в сторону. Сейчас же рядом с нами, спина к спине, стали остальные друзья.
— Жители Эверет-э-Ренн, все вы слышали только что о беде, пришедшей в наши края! — обычно чуть слышный шепот Ереха превратился в настоящие раскаты грома, — Встанем на защиту нашей родины и свободы! Валите столы, дети и женщины — в укрытия. Все, кто может сражаться — стройся! Да прибудет с нами Есерия!
— Да прибудет с нами мама, — раздался рядом со мной голос Рика.
— Уходи, Лида, тебе нечего здесь делать, — Дэрлиан толкнул меня в сторону жилых зданий. Судя по сдвинутым бровям обоих, и Сотворитель, и мой жених были одного мнения. Однако такой расклад меня не устраивал. Уперев руки в бока, я застыла в шаге от них.
— Лида, сейчас тут начнется настоящая бойня, — к приятелям присоединился Рик. Шрамы его стали казаться страшнее, глаза потемнели от гнева, — Тот ренн со стрелой — охранник с внутренних границ, понимаешь, что это значит? Они уже на подходе. И не остановятся ни перед чем, пока всех нас не перебьют.
— Я остаюсь, — каждое слово отзывалось в горле глотком лавы, — Все, что мне дорого, Эвирикус, находится тут. Вот это ты понимаешь?
— Но это не означает, что надо бросаться в бой, — вмешался Викант, — Иди к остальным женщинам, готовь укрепления.
— Дай мне меч.
— Лида! — уже в унисон заголосили лекверы.
— Держи, — из-за спины приятелей вышел Элистар, протягивая мне оружие, — Только не запутайся в юбке.
— Гервен, ты рехнулся? — пытаясь перехватить клинок, зашипел Дэрлиан, — Она же погибнет!
— Мы все погибнем, — философски протянул зеленоглазый, — Так не один ли… хм, не важно. В общем, дай девочке хотя бы помереть достойно. Ты же знаешь, если наша дорогая Лидка рвется в бой, лучше отойди подальше, а то может не только врагов, но и друзей покалечить. А вот останавливать ее категорически не рекомендуется, иначе потом придется снова вызволять ее из очередного… отхода.
— Лида, я в последний раз прошу тебя: уходи, — темноволосый леквер поудобнее перехватил полумесяц "секир-головы".
— Отклоняю вашу просьбу, Дэрлиан Истиский, — мрачно пробормотала я. В голове начало неумолимо шуметь, словно рядом бушевала горная река. На глаза навернулись слезы. Где-то на периферии пещеры раздались первые выкрики, и на защитников обрушился град стрел. Гервен в последний момент успел набросить на нас защитный купол, и древко одной из них переломилось пополам. Я отшатнулась, но не отступила. Бой, так бой… Смерть, что ж поделать. На меня навалилось странное чувство равнодушия, но равнодушия поистине бешенного, пропитанного ненавистью. Захотелось ринуться в самую гущу схватки, отдавая свою жизнь в руки беспощадной судьбе. Чтобы в который раз доказать этой гадине, что я по-прежнему везучая. Доказать стоящему напротив Сотворителю, что он может больше не беспокоиться за меня, доказать Гервену, что я сильная и смелая.
Доказать себе, что все это действительно так. Хотя на самом деле внутри меня сидела маленькая, пугливая зверушка, которая до сих пор не нашла для себя надежную, теплую норку. И вместо того, чтобы презрительно усмехнуться и побежать навстречу железу и крови, я бросилась к ребятам, стараясь в последний раз обнять их, почувствовать себя хоть немного в безопасности. Теплые руки приняли меня в свое сплетение, успокаивая своею надежностью.
— Лида, останься жива, прошу тебя.
— Что? — я непонимающе вскинула голову. Друзья, как по команде отступили на шаг, вслед за этим рассеиваясь в толпе. Рядом остался только Дэрлиан, за плечом которого маячил гвардеец.
— Просто выживи, — тихо повторил леквер. После чего развернулся и быстро зашагал прочь. Никогда я не видела его таким спокойным, будто все чувства внутри Сотворителя выключили. Теперь-то я, наконец, поняла, почему его народ дал своему правителю такое прозвище Каэле-э-Нестер — холодная гора. И одновременно почувствовала, как под этой горой все сотрясается от безумного желания вцепиться в меня и больше никуда от себя не отпускать. Но…
