Нет, Хранитель не хотел пугать собравшихся, но он был вынужден, не видя иного способа привести их в чувства и вернуть из разговоров о прошлом к действиям в настоящем.
Те горожане, которые уже вытянули свой жребий и не покинули храм лишь потому, что их остановил роковой белый камень, который и в чужих руках внушал страх, поспешили поскорее уйти, радуясь, что у них есть такая возможность. Остальные, кому еще предстояло испытать свою судьбу, несмело приблизились к служителю, державшему мешочек с камнями судьбы. Подошли и остановились.
Никто не решался стать первым… Вернее – первой. Ведь теперь, когда мужской жребий уже был вытянут, далее испытывать судьбу должны были только женщины. А те, бывшие и в обычной жизни по большей части нерешительны, привыкнув перелагать все важные решения на плечи отцов и мужей, теперь же и вовсе не смели и рукой двинуть.
– Что же вы?
– А, – растолкав толпу, вперед вышла седоволосая старуха – толстая и некрасивая, – что мне терять? Дочки мои, слава богам, все пристроены, уже своих детишек нарожали. Вот кому жить, а уж мне… – кряхтя и отдуваясь, она подошла к служителю, протиснула руку в мешок. – Черный, – взглянув на камень, она, все же, что бы там ни говорила, вздохнула с несказанным облегчением. – Дочки, дочки, – не отходя в сторону, закрывая дорогу остальным, закричала она.- Ну-ка идите сюда!
Я для вас добрую судьбу попридержу!
Вперед вышли две женщины – уже сейчас довольно полные, или, как принято говорить в торговых семьях – дородные, обещавшие с возрастом еще сильнее раздаться, догнав мать, однако, еще молодые и сохранившие привлекательность, несмотря на рожденных детей и заботы о доме. Одна из них следом тянула маленькую дочь – девочку лет десяти, которая упиралась и хныкала, не желая идти, у второй, видимо, были сыновья, которых она оставила с мужем. Пробившись к служителю, они быстро вытянули свои камни и – -Уф-ф, – облегченно вздохнув, предводимые старухой, поспешили прочь. – Вот и все…
– Да, все прошло… И хвала богам… А вы боялись…
– Не за себя, мама. Раз первый жребий выпал не прошедшему испытание, то и второй вытянет ребенок. А у меня – маленькая дочь.
– Ну видишь же, видишь – все обошлось, – не переставая, говорили они, стремясь в словах выплеснуть все те чувства, переживания, что просто переполняли их души.
– Подождите! – окликнул их служитель. Видя, что те его не слышат и продолжают быстро удаляться, он вынужден был повторить вновь – на этот раз громче: – Стойте! – его голос заставил вздрогнуть всех бывших в зале.
Женщины, прервав свой разговор, остановились, повернулись, глядя на служителя широко открытыми растерянными глазами.
Старуха выдвинулась вперед, заслоняя дочерей:
– Что случилось? Что не так?
– Камни. Вы не вернули мне камни жребия!
– А, – та облегченно вздохнула, – это! Да, сейчас. Мы… Мы просто… забыли…
Давайте, девочки, – она собрала все камни жребия, сгребла в ладонь и, вернувшись к служителю, протянула ему: – Вот. Теперь мы можем идти?
– Да.
Тот взглянул на них с пониманием и, все же, укором. Да, жребий был тяжелым испытанием. Но разве горожане проходили его в первый раз? Им следовало бы привыкнуть. Не говоря уже о том, что истинно и глубоко веровавшему в мудрость богов человеку подобные страхи вообще должны быть чужды, вернее даже – всякие страхи, за исключением одной боязни чем-то не угодить богам, вызвать Их гнев на свою голову.
Проводив поспешивших покинуть стены храма трех женщин, остановив на миг взгляд на девочке, которую те тянули за собой, он вернул камни жребия в мешочек и повернулся к тем из горожанок, которым еще предстояло узнать свою судьбу.
Спустя какое-то время Шед, оторвав взгляд от насторожено притихших людей, ожидавших своей очереди, повернулся в Гешту:
– Ты слышал, что она сказала?
– О возрасте избранных?
– Да.
– Подобные слухи уже давно ходят по городу. Просто никто не произносил их здесь, в храме, превращая из простых сплетен в нечто большее.
– Но ведь все так и есть. Вспомни. Все пары, что нам приходилось отдавать дракону, были примерно одного возраста.
– Да.
– Тебе это не кажется удивительным? Ведь, по идее, дракону должно быть все равно, кому нести смерть.
– Значит, нет. Или, может быть, ему и безразлично. Но не все равно богу судьбы, который поддерживает в мире равновесие… А, – он махнул рукой. – Кто мы такие, чтобы гадать? Да и зачем нам это знание?
– Ни к чему… И вообще… Чем дольше я думаю обо всем этом, тем больше убеждаюсь, что чем меньше мы знаем, чем меньше пытаемся понять – тем для нас лучше. Слепца ведут боги, зрячий же сам отвечает за каждый свой шаг…
И вновь потянулись мгновения. Одно сменялось другим, каждое походе на предыдущее словно травинки.
Шед, погружаясь в полудрему, начал клевать носом. Казалось бы, прошло всего лишь мгновение, когда служитель окликнул его, возвращая в мир яви.
– Хранитель!
– Да? – тот встрепенулся, вскинулся, воззрился на него растерянным взглядом ничего не понимающих со сна глаз.
– Все.
– Что "все"? Я… Я что, проспал второй жребий?
– Нет.
– Нет? – этот ответ лишь еще сильнее озадачил мага.
– Все матери, жены и дочери города вытянули свой камень судьбы. Но ни одной из них не выпал белый.
От недавней дремоты не осталось и следа. Взгляд сощурившихся глаз стал внимателен и насторожен. Хранитель огляделся вокруг. В зале остались лишь служители и воины. Все остальные покинули стены храма. Это ничего не объясняло, однако, с другой стороны, несколько упрощало дело – он мог говорить, не заботясь о том, как простолюдины истолкуют его слова.
– Что это значит? – Шед повернулся к жрецу.
– Пришли не все? – спросить Гешт одного из своих помощников.
– Все, – развел руками тот.
– Ты уверен?
– Конечно. Никто не осмелился бы пойти против воли хозяев города. А тем более богов.
– Ради себя – разумеется. Но матери безразлична своя судьба, когда речь идет о ее ребенке. Женщина могла спрятать дочь.
– Здесь все служители родов. Им известны все рожденные в городе. И от их взгляда не скрылось бы отсутствие кого-либо на обряде.
– Ребенок мог быть спрятан раньше. Еще при рождении.
– Но это бессмысленно! Тем самым он был бы лишен будущего, не признанный, не принятый в родовой круг! – воскликнул внимательно следивший за их разговором Хранитель.
– Это понимаем мы, – качнул головой Гешт. – Но женщина – существо не разума, а чувств. Она не доискивается до причин, не заглядывает далеко в будущее, живет так, как велит ей сердце. То же говорит: "Чтобы иметь грядущее, нужно дожить до него". А жребий – шаг к смерти.
