— Как же так, господин лейтенант? — проблеял он. — А шпионы? Что с ними?
Лейтенант резко повернулся, злобно посмотрел на чинушу и холодно сообщил ему.
— Господин барон, которого вы называли шпионом, имеет полное право преследовать вас по закону за клевету или требовать сатисфакции — на его усмотрение. Попрошу впредь не морочить голову КСОР. Честь имею.
Боантир моментально растерял остатки гонора, страшно побледнел и весь покрылся вонючим потом. Он впервые посмотрел мне прямо в глаза, мучительно ища в них ответ: убью я его на дуэли или через суд пущу по миру. В свою очередь и мне было о чем подумать. Уеду, а этот типчик снова заявится к Торсилезе с претензиями, да и не только ей одной он будет продолжать пакостить. Убивать его на дуэли — мне от этого ни чести, ни славы. Получиться обычное узаконенное убийство. Подавать в суд — он может выкрутиться. Уж больно скользкие обстоятельства дела. Или отделается легким штрафом. Конечно, и легкий штраф при его-то жадности — серьезное наказание… А что, если штраф будет не легким? С этой мыслью я и начал с ним разговор.
— Господин Боантир. Судебное крючкотворство — это долго и нудно. Может мы решим как-нибудь побыстрее? Вы что больше предпочитаете: шпаги, сабли, кинжалы, секиры, боевые цепы, нагинаты…, - с каждым моим словом кляузник бледнел все больше и больше, хотя, казалось, дальше уже некуда, — А может вы предпочитаете боевые серпы? Знаете, такие интересные штучки: заточенные с одной стороны острые, как бритва, полумесяцы на цепях… А что? — как будто придя в мальчишечий восторг от интересной мысли, вскричал я, — Это будет незабываемое зрелище для всего города! Давайте остановимся на этом оружии. Они оставляют такие красочные резаные и рваные раны! — я легкомысленно махнул рукой, — … Я их потом быстро залечу…, если успею…
— Ва-ва-ваш-вашша ми-мм-милость! — проблеял совсем зеленый от ужаса Боантир, — Не гу-гу-губббите… У меня дети!
— Но ведь несколько дней назад вы изволили доверить жизнь своего сына невесть кому — страшно подумать! Лоперскому шпиону! — в ужасе воскликнул я.
— Нет-нет-нет-нет, — затряс головой чинуша, так, что я подумал: отвалится, — Я знал что вы хороший лекарь, замммечательный, пппревосходный лекарь. Я прошу нижайше меня простить. Готов елико возможно искупить… только скажите…
— Искупи-и-и-ить, — задумчиво протянул я, — Но это так ску-у-у-учно… Бой на серпах мне кажется интереснее…
Боантир прямо помертвел весь.
— …Но учитывая ваш возраст… заслуги перед городом… Кстати, о заслугах. Я что-то не слышал, чтобы вы сделали что-нибудь полезное…, например, пожертвовали некоторую сумму на развитие местной больницы.
— Я пожертвую! Я непременно пожертвую! — ухватился за мои слова Боантир и после мучительной внутренней борьбы выдавил, — Целых… десять корон не пожалею.
— Меньше пятисот для такого солидного господина — это даже не серьезно.
— Пятьсо-о-о-о-от! — взвыл скряга, — У меня никогда не было такой суммы!
— Ну, я же говорю — бой на серпах гораздо интереснее будет, чем жалкое пожертвование, — с энтузиазмом подхватил я.
— Я согласен! Согласен, — чуть не разрыдался Боантир.
— Минут через сорок мы с супругой навестим больницу. Надеюсь, к этому сроку все необходимые документы будут вами подписаны? И не дай вам Боги, — мрачно и зловеще закончил я, — Выплатить хоть на крону меньше.
Боантир быстро-быстро закивал головой и, пятясь, засеменил в сторону выхода; столкнулся кормой с дверной ручкой; подпрыгнул как поплавок на волне и растворился в полумраке коридора.
Оглянувшись на тишину в зале, я заметил, как головы посетителей поспешно возвращаются в направлении своих тарелок, а ножи и вилки начинают с повышенной скоростью ерзать по фаянсу.
Позавтракав, мы со Свентой встали из-за стола и… новая неожиданность — графиня присела перед женой в глубоком реверансе и пролепетала по-лоперски.
— Простите меня, ваша светлость. Я была неразумна и совершила ошибку, назвав вас неблагородной.
Свента — девушка отходчивая. Увидев этого подростка, недавно исцеленного от страшной болезни, она улыбнулась и спросила.
— А замуж за моего мужа все еще собираешься?
— Нет. Еще раз — простите.
— Разумеется, я тебя прощаю. Где же ты в своей лоперской глуши могла видеть настоящих благородных.
Поскольку господин Кламириан еще не ушел мы, поговорив с ним, решили дождаться в этом городке Ирритано, которого бабушки никак не хотели отпускать из столицы, пока не покажут самое интересное в ней.
Утро было столь насыщено событиями, что я уже думал, скоро наступит вечер. Свента категорично заявила, что одного меня отпустит теперь только в сортир и то ненадолго — якобы с моим умением находить в горах и предгорьях приключения я смогу и там провалиться в какой-нибудь халифат или Гонмар, а потом объявиться в обществе тамошней маркизы. Мне ничего не оставалось делать, как взять ее с собой в больницу. Предварительно мы переоделись: жена в более простой наряд, а для меня нашлась мантия с эмблемой лекаря, заботливо прихваченная предусмотрительной супругой из столицы. Я влез в нее с неописуемым чувством — будто, только сейчас, наконец-то, почувствовал себя дома, в родных краях.
Скорость распространения слухов в маленьких городках — тема отдельного исследования и нетривиальная задачка для пытливых умов. Короче говоря, переоделись мы сравнительно быстро и тут же вышли на улицу. Однако местное население уже точно знало о приезде моей жены, которая: толи принцесса, толи герцогиня — толком понять невозможно, но красивая и ведет себя как настоящая столичная леди. Нет. Нас не атаковала толпа умирающих от любопытства жителей. Все было достаточно строго и деликатно. К нам никто не лез, встречные-поперечные вежливо раскланивались и шли дальше своей дорогой. Тем не менее, я всей кожей чувствовал из-за каждого заборчика, кустика, прикрытого занавеской окошка… обстрел сотен оценивающих взглядов. Что там граждане надумали мне неизвестно, но, скорее всего, наша пара вызывала всеобщее недоумение — как такая красавица принцесса умудрилась выйти замуж за столь непримечательную личность, как я. Впрочем, это мои догадки. Лично я был преисполнен гордости — да смотрите, сколь вам будет угодно! Стройте предположения — мне это как-то ровно и глубоко фиолетово. Завидуйте. Но если бы вы знали, как мало значит для меня внешность жены. У меня, разумеется, есть чувство прекрасного и я способен искренне восхищаться красотой обертки конфеты, но главное для меня — все-таки внутри. Так что дано вам, господа зрители, видеть только малую часть истинной Свенты. Как говорят в халифатах: «Чтобы видеть красоту Лейли, нужны глаза Меджнуна».
