— Алиф, Алиф, — выдавил он из себя, — убери эту идиотскую игрушку. Твои друзья не придут.
Алиф внезапно покрылся холодным потом.
— Что значит — не придут? — спросил он, как-то сразу обмякнув.
Рука захохотал еще громче. Он снова уселся во вращающееся кресло Нового Квартала, мышцы на его пунцовом лице напряглись.
— Что я тебе сказал тогда, в той самой вонючей камере? Я победил.
Он протянул руку. Одно из бестелесных чудищ начало извиваться, как пламя на сильном ветру. Затем у него выросла испускавшая пар конечность, которая залезла внутрь чудища и извлекла оттуда пыльную рукопись в синем переплете.
— Ты лишился своей выигрышной фишки. Мои маленькие друзья раздобыли вот это буквально сегодня. — Рука взял книгу и провел пальцами по корешку.
— Посмотри внимательней, — сказал Алиф, приободрившись. — Это не то, что ты думаешь. У тебя в руках старый, но вполне обычный экземпляр «Тысячи и одной ночи».
Не говоря ни слова, Рука бросил книгу к ногам Алифа. Тот вытер ладони о брюки и, весь трепеща, нагнулся, чтобы поднять ее. Он услышал резкий запах прежде, чем успел коснуться переплета. Алиф закрыл глаза.
Перед ним лежал «Альф Яум».
— Он умер? — спросил Алиф тяжелым голосом. — Этот марид. Ты убил его из-за книги?
— О нет, — ответил Рука, снова садясь в кресло. — Я просто снова загнал его в бутылку. Он может пригодиться в будущем. Замечательные создания, эти мариды, но тупые, как пробка. Это было нетрудно. Он вон там, в углу.
Алиф перевел взгляд и увидел ничем не примечательную бутылку из-под колы, стоявшую на полу рядом с одним из бесформенных стражей Руки. Внутри ее извивался тяжелый, вязкий туман свинцово-серого цвета.
— А что с американкой?
— Это с беременной-то? Я что, похож на идиота? Если бы она мне позволила, я доставил бы ее в посольство в частном лимузине. Никто не хочет возиться с несчастными американцами. Но вышло так, что я оставил ее в Пустом Квартале в обществе джиннов, а уж что там они с ней делали… Хотя, должен признаться, она была весьма раздосадована подобным поворотом событий. Именно она сказала мне, что ты ждешь гостей. Как только твоя геройская команда увидела, что я сделал с маридом, она мудро решила не ввязываться.
— Трусы, — пробормотала Дина.
— Не согласен. Среди джиннов редко попадаются трусы — просто они все такие: как правило, скорее практичные, нежели благородные.
Алиф вспомнил последние часы Викрама, истекающего кровью на руках новообращенной.
— Это неправда, — заявил он.
Рука бросил на него раздраженный взгляд.
— Правда это или нет — не имеет ни малейшего значения. Какой смысл невидимому держать свое слово? Да никакого. Мы честны лишь потому, что должны жить при свете дня.
Алиф услышал, как Дина тихо произнесла его настоящее имя. По не вполне понятным ему причинам это потрясло его, к тому же он не мог взять в толк, что побудило ее к этому именно сейчас. Он оглянулся и посмотрел на нее, скрытую за черным никабом, перехватил ее взгляд и почувствовал, как все его жизненные нити туго натянулись, открыв наконец скромный образ, который он вплел в пестрое полотно мира. Он снова повернулся к Руке.
— Ты просто бурдюк с дерьмом, — произнес он ровным голосом. Где-то сзади Новый Квартал сдавленно простонал. Алиф не обратил на него внимания и продолжал: — Именно из-за таких, как ты, нам приходится становиться невидимыми, чтобы быть честными. Ты сделал так, что правду можно говорить лишь во тьме под вымышленными именами. Единственное, что процветает в Городе при свете дня, — это дерьмо. Твое дерьмо, дерьмо эмира. Государственное дерьмо. Но ваше время кончилось. Все те, кого ты предпочел не замечать, собрались на площади и жаждут твоей крови. И я, и Новый Квартал, и все наши друзья, и все те, за кем ты охотился, кого похищал и бросал в тюрьмы в течение многих лет, — мы сделаем все, чтобы они ее получили.
Лоб Руки покрылся крупными каплями пота. Он резким движением сорвал свой головной убор и швырнул его на пол. С непокрытой головой он как-то уменьшился в размерах, в его растрепанных волосах тут и там сквозила седина.
— Я думал, что мы говорим о джиннах, — спокойно произнес он.
— Джинн — не единственный способ стать невидимым, — сказал Алиф. — Есть и другие методы, столь же непреднамеренные.
— Ты просто дешевый философ, — презрительно усмехнулся Рука. — Может, этим и прославишься. У меня есть «Альф Яум». У меня твой марид в бутылке из-под газировки. В моем распоряжении батальон служителей, с которым не сможет тягаться ни одна армия на Земле.
Алиф понял, чего не хватало в комнате.
— А где твоя стража? — спросил он.
Рука издал еще один лающий смешок:
— Ты что, ослеп? — Он указал рукой на бестелесных чудищ, стоявших рядом, и на темных тварей, бурлящей массой двигавшихся по комнате.
— Нет, твоя охрана из людей. Агенты службы безопасности. Те, что колотили меня по ребрам у Аль Баширы и морили голодом в тюрьме.
Рука облизнул губы.
— Мне не нужны охранники-люди, — заявил он.
— Так, значит, эмир избавился от тебя? — недоверчиво спросил Новый Квартал. — Ты облажался, и он решил, что лучше скормить тебя разъяренной толпе, чем брать под свою защиту.
Снова встав, Рука поднял воротник своего одеяния, серой полосой прилипший к его мокрой шее.
— Эмир — просто старый дурак, и его глупость будет стоить ему трона. Он возомнил, что народ любит его и что если он очистит правительство от нескольких коррумпированных чиновников, все сразу успокоятся. Он не понимает, что люди на площади и не думают расходиться по домам.
Он прислонился к подоконнику, не обращая внимания на торчавшие по всему периметру пустой рамы зазубренные осколки стекла. На его плече расплылось красное пятно. Алиф испуганно уставился на него. Он был не готов к такому повороту событий, к тому, что человек вроде Руки отшатнется от режима. Алиф знал, что такое горькая, безграничная энергия, возникающая, когда нечего терять: именно в ней и заключалась разница между мальчишкой-лентяем с компьютером, которым он был в пятнадцать лет, и угрозой, которую он стал собой представлять всего несколько лет спустя. Именно она сделала его по-своему опасным. В тусклых глазах Руки он заметил ярость, и его охватил страх.
— И что же ты собираешься делать? — спросил Алиф.
На губах Руки появилось некое подобие улыбки.
— Именно то, что и планировал, — ответил он. — Восстановить естественный порядок вещей. Я создал цифровую инфраструктуру Государства, и тут без меня не обойтись. А людей на площади нужно заставить познать яд, являющийся подоплекой всех ложных надежд. Они могут вышвырнуть эмира, если хотят, но им необходимо научиться довольствоваться мной и смириться с этим. А благодаря этому, — он показал на «Альф Яум». — Город окажется под метабрандмауэром, по сравнению с которым китайский «Золотой Щит» покажется дырявой корзиной. Алифы этого мира или расползутся по домам, или сгинут в тюремных камерах, что предназначалось и тебе тоже и обязательно с тобой произойдет в самом ближайшем будущем.
