— Тогда, десять лет назад, летом… — с напевными интонациями начал маг. — Мы стояли под стенами, и клятые нелюди боялись бунта. А потом, когда мы ворвались внутрь шольцы, м, открутили краник и залили камеры водой.
Если у Беды когда-нибудь будут дети, ему не стоит рассказывать им сказки. Карма, даже мне жалко бедных малюток. Вырастут психами, хуже папаши.
— Мы в-в изоляторе? — от воображенной картины по телу прошла зябкая дрожь. Медленное утопление… хуже только замуровать человека заживо. Тело немеет, и ты уже не чувствуешь ни рук, ни ног, ледяная вода подбирается к губам, закрывает лицо, легкие разрываются от недостатка воздуха, вода заливается в рот, в горло, грудь прорезает боль, перед глазами сверкают разноцветные круги, но ты все еще бьешься, в безумной попытке вырваться на поверхность, но над головой только камень…
— … потом я встретил их снова!
— Чего? — я вынырнул из фантазии, с жадностью втягивая затхлый воздух. Беда обиженно моргнул: я пропустил все самое важное.
— Тех, кто утонул. Мертвых, — уже нормальным тоном повторил он.
— Утопление — самый безопасный способ казни, — напомнил я.
— А в этот раз не сработало, — черный маг повернулся ко мне лицом и с совсем не вяжущейся к ситуации широкой улыбкой объявил: — Первое нашествие началось здесь, Лоза. Здесь отрыло глаза первое умертвие, и именно здесь слуги Бездны впервые пришли в этот мир! Замечательно, правда?
Ошизеть, как замечательно. Сфотографируйте меня на фоне.
Так, стоп.
— Ниморцы не успели уничтожить тела. А вы?
В честных глазах приграничника отразилось искреннее непонимание:
— Мы ведь отомстили, м?
Я глубоко вдохнул, убеждая себя, что бесполезно говорить черным магам о морали, да и о санитарии в общем-то тоже. Просто не поймут. Бывший тюремный блок, черепа, выплавленная звезда с извивающимися лучами… если где и могла завестись нечисть, то именно здесь. Не удивлюсь, если прямо сейчас вылезет какая-нибудь…
Стоячая вода заколыхалась, и ступени лизнула небольшая волна, расшвыряв крайние головы.
— О, Шэд нас засекла, — приграничник неуловимым движением успел запрыгнуть выше. — Опять будет вопить. Как была истеричкой…
От бывшего тюремного блока мы смотались как можно быстрее. Я уже понял, что полностью запутался в лабиринтах переходов, лестниц и коридоров, и теперь не выберусь самостоятельно даже с планом уровней, и спасибо туману, что не дал совершить опрометчивый шаг, и что вообще-то мы идем другой дорогой. Правда, последнее — только когда впереди замаячила дверь, не дохлая и деревянная, а мощная и стальная.
— Так вот как погибла Ильда, — я говорил скорее сам с собой, испытывая парадоксальное желание поблагодарить приграничника. Магистр Александр Юстин все-таки ни при чем.
Беда услышал и согнулся от хохота:
— Ниморцы — утопить Ильди? С-с-слишком много счастья под этим небом…
— Но не свои же ее… или… но за что? Она была военной преступницей? Ниморской шпионкой? — Я с беспокойством проследил, как черный маг практически сползает по стеночке, и не решился продолжать расспросы. Вот хватит его удар, как выбираться буду? Наконец Беда успокоился, вытер набежавшие слезы и кое-как добрался до двери, плавно отъехавшей в сторону при его приближении.
— Милостивые Небеса, это случилось! Ах, Беда, я уже решила, что никогда не увижу тебя снова, — с отчетливыми грозовыми нотками пропела синеглазая нежить. Помещение за небольшим тамбуром и второй дверью ошеломляло какой-то чуждой, неестественной белизной. Белизной кафельной плитки, сиянием мощных круговых ламп и блестящей стали; глаза мгновенно закололо от чересчур яркого света, мешая разглядеть, чем меня порадует карма в этот раз.
— Ильди, Ильди, не кипятись, — примирительно простонал Беда, все еще не в состоянии успокоиться. — Я его привел. Да, к слову, если ты собираешься пустить его под нож, то я в этом не участвую…
И тут я прозрел, буквально и фигурально. Размытые силуэты приобрели четкость и объем, но они не имели ни малейшего шанса обратить на себя внимание; внимание мое полностью безраздельно занял ОН — операционный стол с держателями для рук и ног, над которым раскинул лапы стальной паук, подвешенный к потолку и держащий жуткие зазубренные предметы один другого краше.
Миг я простоял в столбняке, а потом шарахнулся к выходу, отмечая то, что не заметил ранее: потеки крови на плитке, бурые разводы на полу, инструменты в лотке, покрытые засохшей коркой… Что я там говорил про санитарию? О, Дух Ниммы, как ты можешь допускать, чтобы кого-то потрошили ржавыми и нестерильными железками?!
— Беда, однажды я отрежу тебе язык, — зашипела где-то в земном мире Шадде. Бывшая колдунья казалась в ниморской лаборатории чужеродным элементом, но даже она, проникшись духом места, надела перчатки. Белые. Кружевные.
Черный маг пожал плечами:
— Я за честную политику.
Умертвие в ответ совсем не куртуазно сплюнула и махнула мне пухлой белой ручкой:
— Подойди, зеленый… Ничего тебе не грозит. Пока.
Последнее "пока" как-то успокоило — значит, на меня у нежити еще есть планы, более или менее заключающиеся в одном типе, бродящем по трясинам и топям под ручку с меланхолией. Ну, в любом случае, дверь-то меня точно не спасет… Поэтому задерживаться я не стал, хотя бы для того, чтобы отойти от пугающего до одури медицинского жертвенника подальше. А Беда поперся следом, хотя его-то точно никто не приглашал.
— Тоже принципы мешают? — поинтересовался я у мага.
— Какие принципы? — изумился тот.
Действительно… что за крамолу я поминаю, да еще ближе к ночи.
— Операционная номер двадцать семь, — вполголоса пояснил заклинатель и постучал костяшками пальцев по виску. — Шольцы вскрывали пленникам череп и искали внутри дар.
Похоже, с таким же результатом, с каким на нашей территории — нефть. А Беда, разумеется, здесь был и свечку… скальпель держал.
— Осуждаешь?
— Резать людей — это, м-м-м, не по мне, — с изрядной долей снобизма возвестил этот тип.
По-моему, на моем лице было написано то же недоверие, что и у Ильды.
Нежить проплыла мимо стеклянных шкафов, заставленных разнообразными банками и склянками, с ниморскими подписями и без, мимо непонятных приборов с погасшими табло, столов с грязными чашками и плошками, мимо ванн, наполненных мутной жидкостью, от которых наповал несло тухлятиной. Я старался дышать через раз и завидовал черным магам, выглядящим так, словно гуляют по цветочной лужайке; запах разложения мешал им ровно столько же, сколько художнику — запах краски. Шадде не задержала даже стена, вставшая на пути: умертвие повелительно вскинула перчатку и морок стек на пол зеркальной ртутной лужей, открывая стальные створки, безмолвно разъехавшиеся в стороны.
