– И все-таки прислушайтесь к себе, – посоветовала она. – Слишком уж ваш взгляд…
– Липкий? – поинтересовался я трусливо. – Противный?
Она покачала головой.
– Скорее, горячий. Словно подержали ладонь над костром, а потом…
– Прости, – сказал я искренне. – Надо поработать еще над самоконтролем. Мало ли что мне хочется тебя пощупать, облапать, помять, потискать, завалить, содрать с тебя…
– Но-но, – сказала она почти испуганно, – остыньте, сэр Ричард! Когда-то в давние времена мы были с вами на равных, но я уже и забыла то древнее время. Сейчас вы – властелин всего Гандерсгейма, а я простая охранница… И только. Ничего больше.
Я сказал ехидно:
– А как насчет особи королевской крови, как утверждает маг Дреслер?
Она отпарировала:
– Вы еще не насмотрелись на здешние карликовые королевства? Вон сэру Вильярду вы сами предложили владения, на землях которых три королевства. Как звучит, а? Барон, а в его феоде такое… Сэр Ричард! Да уберите же ваши щупающие взгляды!
Я отвел глаза в сторону и произнес виновато:
– Если бы ты не сказала, я бы и не знал, и ничего бы не было. Ну, разве что чуть-чуть… А теперь все время думаю…
Она сказала сердито:
– Если не можете удержаться, то щупайте меня за ногу, что ли… Не там, а ниже колена! И вообще сразу учитесь контролировать себя. Тоже мне, герцог!
– Как? – пробормотал я. – Если бы знал…
– Научились же с лечением? – сказала она. – Вы же сюзерен, сэр Ричард!.. Вот опять щупаете не там, где можно…
– Боудеррия, – взмолился я. – Ты друг или нет?.. Потерпи, я же не нарочно!.. Это во мне дикая сторона орудует, а сам я вообще-то грамотный, без прелюдий никак, интеллигент почти… Ух ты, это я?
Она покосилась на край туники, что начал игриво подниматься.
– Да, – подтвердила она мрачно. – А что, можно подумать, будто это я так?
– Я уж обрадовался, – ответил я с лицемерным вздохом. – Да и сейчас больше на ветерок грешу.
– Сосредоточьтесь, – посоветовала она холодным голосом. – Когда начнете задирать подолы придворным дамам, они подумают… сами знаете, что подумают. Даже, если вы это сделали нечаянно.
Я ощутил, что покрываюсь холодным потом.
– Спасибо, Боудеррия! Это меня прошибло. Надо загнать эту способность поглубже, чтобы и не попискивала. Я же государственник, а не Луи какой-то… Постой, а может быть, я как раз ни при чем, а это ты слишком чувствительная?
Она переспросила оскорбленно:
– Я? Чувствительная?
Я пробормотал:
– Это я так, как самое дикое предположение. Сейчас что-то чувствуешь?
– Нет.
– Тогда дело в тебе, – сказал я обвиняюще. – Когда вот такая злая, то ничего не чувствуешь. Ладно, давай проведем опыт…
– Это что? – спросила она с подозрением.
– Закрой глаза, – предложил я, – и говори, что чувствуешь. А то по взгляду можешь догадываться, куда смотрю.
Она фыркнула.
– Хорошо.
Как только закрыла глаза, я уставился на ее высокую грудь. Боудеррия стоит неподвижно, я уж подумал, что ничего не получается, потом ее щеки внезапно порозовели.
– Левая, – буркнула она.
– Что? – переспросил я.
– Как что, – ответила она с раздражением, – на что вы все в первую очередь глаза таращите?.. Теперь правая… Та-а-ак… живот… А зачем живот?
Я ответил мирно:
– Хотел проверить твои квадратики… но отыскал сладенький такой жирок на боках…
– Нет у меня жирка на боках, – отрезала она гневно. – Нет, сюда не лезть!.. Можете потрогать за плечи, но уже понятно и вам, думаю.
– Да, – признался я упавшим голосом. – Только этого мне еще не хватало! Мне прямо необходимо это умение для управления страной, для повышения валового продукта, для строительства железных дорог, для закладки могучего флота… эх! Что за дар, господи?
Она посмотрела с откровенной насмешкой.
– Вы уверены?
– В чем? – спросил я.
– Что этот дар от господа?
Я остановился, подумал, поколебался, сказал нерешительно:
– Давай вернемся. А я то захожу что-то слишком уж далеко…
– Только не со мной, – отрезала она, не уловив, как это звучит двусмысленно. – Да, лучше вернуться. С вами что-то не то, даже щупать перестали.
На импровизированном турнирном поле бьются уже два на два, со всех сторон азартные вопли, крики, визг, хохот, звон мечей по щитам такой, что не слышно самих бойцов, а совсем рядом поставили столы, там гремит пир, удалой и безбашенный, трезвых не осталось, вино льется рекой, всюду песни, хохот, соленые шуточки, бухающие удары по столешнице, когда соседи начинают бороться на руках.
Граф Ришар руководит и застольем, и поединком, хоть и через своих лордов, увидел меня и вышел навстречу.
– Ну как?
– Спасибо, граф, – сказал я.
– Не за что, – отмахнулся он. – Я же видел, как вам хотелось увильнуть. Какие планы?
– На завтра? – переспросил я. – Те же, что и на сегодня. А вообще… если быть совсем уж честным, то хоть я и маркграф Гандерсгейма, однако после завоевания этих земель ноги моей здесь не будет.
– Что случилось?
Я поморщился.
– Непомерные амбиции местных… королей, видите ли! Может быть, сто лет назад это и было грустной шуточкой, но к нашему времени в самом деле возомнили себя королями! А у меня нет ни сил, не желания ломать им хребты и объяснять, что если их королевство входит в земли некоего баронства, то главный там барон!.. И вообще, дальнейшее обустройство уже на плечах местных феодалов.
Он подумал, поморщился, но кивнул.
– Вообще-то вы правы, хотя это выглядит, как будто вы бросаете дела, не заканчивая.
– Завоевание будет закончено, – возразил я. – Затем введем новое административное деление, распределим налоги, обязанности, но я должен думать о завтрашнем дне! Завоевание и упорядочивание – это день сегодняшний, что переходит во вчерашний…
– И что вы задумали?
– Я полагаю, – начал я важно и осекся, глядя, как у графа вдруг удивленно остекленели глаза и он застыл, задрав голову.
В зияющей вышине медленно плывет толстый крестик, однако когда граф вскинул руку и указал на него, странная птица, если это птица, начала быстро увеличиваться.
Народ начал задирать головы, послышались предположения, что это такое, уже видно, что крылья неподвижны, птица побольше кондора, круг над головами собравшихся нарезает механически ровно. Когда прошлась между нами и солнцем, крылья вспыхнули радостным пурпуром, стало видно тонкую сеть темных сухожилий, а так крылья как у летучей мыши, только намного тоньше и прозрачнее.
Птица, описывая над нами круги, опускалась все ниже. Солнце блестит и прыгает по ее телу, словно покрыто мелкими частичками слюды.
– Хробойл, – сказал я наконец-то пораженно. – Я уж думал…
