Сайо снился кошмар. Она медленно брела по затопленной равнине. Из мутной воды кое-где торчали ржавые листья сухой осоки. Большое красное солнце кровавой каплей висело над горизонтом. Девушка с тревогой оглядывалась по сторонам, но кругом расстилалось все то же угрюмое болото с редкими пятнами прозрачной воды. Дойдя до одного из таких озерков, девушка в растерянности остановилась. Вода перед ней забурлила. И сквозь поднявшуюся муть стало ясно проглядывать зеленовато-бледное лицо в обрамлении колыхающихся черных волос.
Сайо завизжала от ужаса и проснулась. Сердце бешено колотилось, готовое выскочить из груди. Из-за приоткрытой двери доносился какой-то шум.
— Симара! — тихо позвала девушка.
Никто не отозвался. Раздосадованная Сайо встала с кровати и подошла к ширме. Лавка, на которой спала служанка, была пуста. Девушка накинула халат и вышла в коридор. На кухне гремели посудой, слышались громкие голоса. Стараясь не шуметь, Сайо стала спускаться. Повар Микан что-то растирал в ступке. Кое-как одетая Симара сыпала в горшок с кипящей водой мелко изрубленную траву, вытирая заплаканные глаза.
— Что тут происходит? — громко спросила Сайо.
Слуги испугано вздрогнули.
— Алекса порезали, госпожа, — с трудом сдерживая рыдания, ответила служанка.
В это время на кухню вбежала кухарка.
— Вода нагрелась?
— Бери, — скомандовал повар, указав ножом на кипящий котел.
— Здравствуй, моя госпожа, — привычно поклонилась Токи и принялась переливать кипяток в кувшин.
— Как? — вскричала Сайо. — Когда?
— Не знаю, госпожа, — отмахнулась Симара. — Его караульный соратник нашел. Вон он на улице с Махаро-ли разговаривает.
Девушка поспешила к двери, пропустив вперед кухарку. Возле людской стояли одетая в халат Махаро и один из охранников. Воин вертел в руках окровавленный нож. Сайо подошла ближе.
— …валялся в траве неподалеку от тела.
Управительница с отвращением смотрела на клинок.
— Мне кажется, я его уже видела. Знакомый узор на рукоятке.
— Задняя калитка была открыта, — проговорил соратник. — Скорее всего, ее открыл сам сторож.
— Алекс не мог впустить в усадьбу кого попало, — решительно заявила женщина.
— Кто знает, что на уме у простолюдина, — пожал плечами воин, — Может быть, к нему ходила какая-нибудь девка, а сегодня их застал ее ревнивый дружок?
— Вот уж этого точно не могло быть, — грустно покачала головой Махаро.
— Тогда он решил ограбить усадьбу и поссорился с сообщником, — высказал новое предположение соратник.
— Не думаю, — вновь возразила управительница. — Кто же ворует пред самым рассветом?
— В любом случае, ты вряд ли узнаешь, кому он открыл калитку, госпожа, — вздохнул караульный.
Встревоженная Сайо не стала ждать окончания разговора и бросилась в людскую. Еще в коридоре она заметила окровавленную одежду, небрежно брошенную в угол.
Возле кровати Алекса уже хлопотала Симара. Фусан держал наготове узкие полосы чистого белого полотна. Служанка щедро смазала бальзамом кровоточащую рану. Старик прикрыл ее полотном, и они оба стали бинтовать неподвижное тело. Сайо взглянула на бледное лицо с заострившимся носом. Парень прерывисто и часто дышал, запавшие глаза были полузакрыты.
В людскую вошла Махаро, слуги немедленно расступились перед управительницей. Женщина подошла к раненому. На белой ткани повязки уже выступили красные пятна.
— Он выживет? — тихо спросила женщина у служанки.
Симара встала и, вытерев вспотевший лоб красными от крови руками, безнадежно проговорила.
— На все воля Великого Неба, госпожа.
— Какие-нибудь лекарства еще нужны?
— Нет, Махаро-ли, — ответила служанка и вдруг заплакала.
Управительница дернулась, словно от удара.
— Мастер Микан, что у нас сегодня на завтрак? — обратилась она к повару.
— Пирожки с черникой, госпожа, — ответил тот. — Тесто уже подошло. Сейчас же начну печь.
Слуги вдруг вспомнили о своих обязанностях и торопливо забегали по людской.
— Где Тим? — громко спросила Махаро. — Кто-нибудь видел Тима?
— Он в саду, — ответил Тотига.
— Пришлите его ко мне. И побыстрее!
— Да, моя госпожа, — поклонился художник.
— Пойдем, Сайо-ли, — проговорила управительница. — Тебе надо привести себя в порядок перед школой.
— Да, Махаро-ли, — поклонилась девушка и бросила взгляд на неподвижное тело Алекса. Ей вдруг показалось, что она больше никогда не увидит его живым. От этой мысли перехватило горло. Не помня себя, Сайо добралась до своей комнаты, и беззвучно заплакав, упала на постель. «Он просто слуга! — безуспешно пыталась она себя убедить. — Простолюдин, не достойный слез дочери благородного воина!»
И тут же набрасывалась на себя: «Дурочка! Алекс уже два, нет, три раза спасал твою глупую жизнь!»
«Это его долг! Какой еще долг? Лезть за тебя на мечи ратников? Или защищать тебя от негодяя Даиро? И вот он умирает в одиночестве, и ему даже некому подать воды. Вдруг он перед смертью скажет что-то важное? Я должна быть рядом, а не тащиться в эту глупую школу».
Девушка села на кровати и вытерла нос.
— Нет, — тихо проговорила она, всхлипывая и кривя губы. — Это невозможно. Что скажет госпожа Махаро? А госпожа Айоро? Они поймут меня? Нет. Для них он просто слуга.
Еще секунда и слезы вновь потекли бы по ее щекам, но в дверь тихо постучали.
— Войди, — разрешила Сайо.
Вошла Симара с красным от слез лицом и с кувшином в руках.
— Надо умыться, госпожа.
Девушка кивнула и, всхлипнув, спросила:
— Как он?
— Ох, моя добрая госпожа Сайо-ли, — покачала головой служанка. — Не рви свое сердечко по какому-то слуге.
— Я задала вопрос! — повысила голос девушка, досадуя на непонятливость женщины.
— Не жилец он, госпожа, — вздохнула Симара. — Два раза подряд чудес не бывает.
— О чем ты? — не поняла Сайо.
— Отыщи его крестьяне в горах на день, два попозже, он был бы уже давно труп, — пояснила служанка.
Девушка вспомнила их первую встречу во дворе замка Гатомо и вновь чуть не расплакалась. Женщина осторожно присела рядом с госпожой и очень тихо проговорила:
— Прости мою смелость, Сайо-ли, но может быть, так оно и лучше будет?
Девушка взглянула на собеседницу, и в зеленых глазах стало загораться опасное пламя.
— Кругом же не слепые, госпожа, — чуть не плакала служанка. — Думаешь, одна я вижу, как ты на него смотришь? Люди злы, Сайо-ли, что и не было придумают. А сироту всякий обидеть сможет.
