— Вас не совсем точно информировали, — сказала она, не поднимая взгляда. — Или вы неверно поняли. То был не друг, а подруга Мориса.
— Подруга?! — ошарашено переспросил я.
— Да, — кивнула Софи. — Она была без памяти влюблена в Мориса и страшно ревновала. Я хотела успокоить её, мне казалось, что мы и втроём сможем неплохо поладить — ведь на Новой Персии многожёнство в порядке вещей. Алине, подруге Мориса, понравилось со мной, я думала, что всё идёт хорошо, и лишь потом, значительно позже, поняла свою ошибку.
— Стало быть, Морис решил, что вы… ну, эта…
— Нет, хотя в некотором смысле я «эта». На Новой Персии и «это» в порядке вещей, особенно в таких больших гаремах, как тот, где я воспитывалась. — Софи подняла на меня взгляд, в котором, наряду со смущением, был вызов и была насмешка. — Имейте «это» в виду, если вздумаете приударить за мной… А что касается Мориса, то он истолковал моё поведение, как молчаливый протест. И ещё Морис решил, что я придерживаю Алину в надежде, что он снова вернётся к ней, а меня оставит в покое.
— Вы так и не уладили ваши недоразумения?
— Не успели. Тогда я понятия не имела, что делаю всё не так. А Морис молчал, поскольку был уверен, что я выхожу за него против собственной воли, из одного чувства благодарности за своё освобождение. — Она коротко рассмеялась, как я подозреваю, чтобы подавить всхлипыванье. — Бедняга так и умер, считая себя подлецом… Если бы можно было повернуть время вспять!..
«В твоём случае можно, — без особого энтузиазма подумал я. — Если не повернуть время вспять, то исправить былые ошибки…»
Между тем Софи легко вскочила с кресла (её слабость, отчасти развязавшая ей язык, видимо, уже миновала) и подошла к дивану, где лежали сумки с моими и Мориса вещами. Разумеется, её внимание в первую очередь привлекла Грейндал.
— Вот это да! — сказала она, взяв шпагу в руки. — Какая тяжёлая! Небось настоящая, боевая, не из тех бутафорий, с которыми щеголяют придворные олухи в Версале. Ваша, не так ли?
— Фамильная реликвия, — ответил я.
Софи стояла, повернувшись ко мне боком, и я откровенно любовался её изящным профилем. Предупреждение, что она немножко «эта» нисколько не отпугнуло меня. Общаясь с крошкой Ди и Браном Эриксоном, которые на все сто процентов «эти», я убедился, что «эти» — такие же люди, разве что со странностями. Ну а «немножко», тем более у женщин, вообще не считается.
Ещё я думал о том, что в самом начале свалял дурака. Нужно было сразу, как только Софи представилась, сказать: «Очень мило, мадам. Кстати, вы всего лишь на пять минут разминулись со своим мужем»… Впрочем, боюсь, и тогда было поздно. Анализируя свои чувства, я пришёл к выводу, что втрескался ещё в невесту на экране, которая раздевалась перед зеркалом в брачных покоях. Или, самое позднее, это случилось, когда она переступила порог дома в своей лёгкой курточке, припорошенной снегом, обворожительно улыбнулась и произнесла со своим дивным акцентом: «Bonsoir, monsieur»…
Набравшись мужества, я встал с кресла и твёрдо заговорил:
— Софи, пожалуйста, исполните одну мою просьбу, какой бы странной она вам ни показалась.
Озадаченная моим тоном, Софи положила на прежнее место шпагу и повернулась ко мне.
— Смотря какая будет просьба, — заметила она. — Если вы предложите переспать, то… Хотя нет. Эта просьба не показалась бы мне странной. Нахальной — да. Но ни капельки не странной.
— Речь не об этом, — торопливо сказал я, но боюсь, что моё лицо выражало живейший интерес к затронутой теме.
— А о чём? Что я должна сделать?
— Немедленно садитесь в флайер и отправляйтесь к своему тестю. Он у себя на вилле, где-то в Монако. Знаете где?
— Знаю. Но…
— Никаких «но»! — Я резко, почти грубо, взял её за плечи. — Либо вы сейчас же улетаете, либо я за себя не отвечаю. Понятно?
Я отпустил Софи, и она испуганно попятилась. Похоже, мой взгляд был слегка жутковат — а может, и не слегка. Я сам далеко не был уверен, что это лишь пустая угроза. Сначала я собирался сообщить Софи, что Морис жив, но потом как представил, что она, после недоверчивых расспросов, станет радоваться у меня на глазах, да ещё от избытка счастья бросится мне на шею… вот тогда и озверел!
Я сделал шаг вперёд, Софи снова отступила.
— Хорошо, — сказала она. — Хорошо, сейчас я улетаю. Только сначала свяжусь с Франсуа…
— Свяжетесь во флайере! — рявкнул я и сделал ещё один шаг.
Софи вздохнула и взяла с кресла свою куртку.
— Ладно, договорились. — После секундных колебаний она робко подступила ко мне и чмокнула меня в щеку. — До свидания, Эрик Брендон. Извините, если я вас спровоцировала, но… Я ещё не сказала «нет».
И боясь, что её последние слова послужат для меня сигналом к действию, Софи быстро выбежала из холла. Затем громко хлопнула входная дверь.
Я наблюдал в окно, как Софи, надевая на ходу куртку, подошла к флайеру, немного постояла в нерешительности, потом оглянулась, увидела меня и помахала мне рукой. Впоследствии, вспоминая о ней, я часто представлял её именно такой — на освещённой посадочными огнями заснеженной площадке возле флайера, с поднятой в прощальном жесте рукой и с развевающимися на ветру волосами… Наконец Софи забралась внутрь, задвинула за собой прозрачную дверцу, затем флайер плавно поднялся и так же плавно устремился вдаль, пока не исчез в ночной мгле.
Прощай, Софи… До свидания. Ты разбила мне сердце и улетела к Морису, которого всё ещё любишь. Но у нас впереди долгая жизнь — ты даже не подозреваешь, насколько долгая. Когда-нибудь мы возобновим наш сегодняшний разговор. Но это будет нескоро. А пока прощай, Софи… До свидания.
Морис… Ты мне друг, но теперь ты мой соперник. Я не желаю тебе зла, живи долго и счастливо… если сможешь. У меня хватило порядочности не воспользоваться тем, что Софи считает тебя погибшим, однако я сильно сомневаюсь, что мне достанет благородства не вмешиваться в твою личную жизнь. Ты хороший парень, жена любит тебя, и мне трудно будет разрушить твой брак. Тем не менее я попытаюсь — хотя не уверен, что моя попытка не обернётся для всех нас троих мучительной пыткой. Извини, Морис…
Радка… Над нашей любовью с самого начала довлел рок. Против нас было всё — наша молодость, соперничество между нашими Домами, глупость твоего брата Зорана, самодурство твоего деда, моя гордыня. Смерть Ладислава сокрушила разделявшие нас преграды, но на их месте образовалась бездонная пропасть, а мы оказались по разные её стороны… Что ж, быть по тому. Извини, дорогая. Прости, если можешь. Прощай…
Я вздохнул, отошёл от окна и достал из кармана блокнот. Благодарение Митре, я не записал координаты этого мира, целиком полагаясь на свою память, а остальные заметки были вполне невинны по содержанию. Даже если деятели из Звёздной Палаты тщательно изучали мой блокнот в надежде обнаружить хоть что-то, проливающее свет на гибель Ладислава, вряд ли их заинтересовал внушительный перечень номерных банковских счетов или список членов правления какой-то там корпорации «Авалон». А если и заинтересовал, то откуда им знать, в котором из миров эти счета действительны, где искать тех самых членов правления и в каком именно Нью-Йорке проживает Антон Стоич.
