— De facto подле меня находятся люди, которые однажды могут из-за меня погибнуть. Привыкнуть к такому невозможно.
— Не «из-за», — поправил Бруно настоятельно, — а «за».
— Вы видите различие, святой отец? Я — не очень.
— Они сами избрали такую службу, — заметил Бруно, — и это их выбор.
— Нет, — невесело усмехнулся Фридрих. — В том, что касается моих оберегателей и Ульбрехта, этот аргумент не годится. У него и его людей не было иного выбора: служба моему отцу или смерть.
— Выбор несложный, позвольте заметить, — тихо вклинился фон Редер. — То, за что другие ломают копья, мне и моим людям просто дали в руки. Прошу прощения, Ваше Высочество, но вынужден заметить, что вы слишком много внимания уделяете окружающим. А должны бы себе.
— Почему? — спросил Фридрих, ни мгновения не подумав, так быстро, что стало ясно — мысль эта в нем варилась давно. — Почему я должен думать о себе? Потому что меня хотят поставить следующим Императором? А кто-нибудь спрашивал, желаю ли я вообще им быть?
— А вы не желаете? — осведомился Бруно осторожно, и тот, судя резкому короткому по шуршанию куртки, передернул плечами:
— Я не знаю. Трудно размышлять об этом, когда все решено за меня.
— Вы полагаете?
— А вы — нет, святой отец? Я, безусловно, еще не вошел в совершеннолетний возраст, но уже не ребенок, каковым меня считают, и все вижу. Ваши вышестоящие, мой отец — они вместе делают все для того, чтобы обеспечить мне восхождение на трон. Конгрегация делает ставку на меня как продолжателя ее идей, как следующего правителя, строящего Империю по ее плану.
— Вы этим недовольны? Тем, что выходит по этому плану?
— Доволен, — отозвался наследник, однако тон его соответствовал произнесенным словам мало. — И если бы я не был основным пунктом в этом плане, был бы доволен еще больше.
— Почему?
— По многим причинам. Наверное, вы ждете — я скажу что-то в духе «мне не нравится, когда меня используют»?.. Не скажу. Все используют друг друга, даже супруги и родители с детьми, лучшие друзья… Все. А король, император… герцог или даже барон из глуши — объективно говоря, они и существуют для того, чтобы их использовали: для содержания в должном порядке, развития и возвеличивания вверенного ему надела, живущих там людей… Император нужен для возвеличивания государства. Но кто сказал, что… — Фридрих замялся на миг и договорил словно через силу: — Кто сказал, что я справлюсь?
— Поправьте, если я ошибаюсь, Ваше Высочество, — усмехнулся Бруно, — однако что-то мне подсказывает, что сына Императора должны были бы готовить к такому будущему с детства.
— Отца тоже готовили с детства, — произнес принц недовольно, — однако сам себя он полагает никудышным правителем… Не смотрите на меня так, святой отец, наверняка вы с вашим положением в Конгрегации об этом прекрасно осведомлены. У отца немало талантов, но политическая хватка явно не из их числа. Почти ни одного важного решения он не принимает без того, чтобы не снестись с советчиками от вашего руководства.
— Это он вам сказал?
— И он тоже. И я знаю, что капеллан в Карлштейне — приставлен ко двору Конгрегацией.
— Откуда?
— Знаю, — просто ответил Фридрих. — В том числе потому, что это знает отец. Хотите правду? Я давно заводил с капелланом разговор об этом лагере, о том, что не прочь оказаться здесь. Я был уверен, что о таком моем желании сразу станет известно руководству Конгрегации… и, видимо, не ошибся. А из того, что было решено все-таки направить меня сюда, я делаю выводы о том, что ваши вышестоящие, святой отец, намерены взяться за Империю всерьез. Здесь оказался не сын правителя ради потакания тщеславию; судя по тому, как меня гоняет майстер Хауэр, я здесь в качестве будущего бойца-на-троне. Иными словами, не позднее чем через десяток лет Конгрегация намерена повести Империю в наступление.
— На кого?
— На кого в тот момент окажется нужным.
— Кому?
— Империи.
— Вы уверены?
— Без сомнений, — все так же ни на мгновение не замявшись, ответил Фридрих. — До сих пор все, что делалось Конгрегацией, делалось на благо Империи. Если в будущем ваше руководство усмотрит необходимость в активных действиях, уверен — это будет необходимо.
— Эти мысли внушил вам капеллан?
— В вашем голосе слышится почти упрек, — заметил Фридрих. — Это странно.
— Что же странного, — возразил Бруно со вздохом. — Вы верно заметили, Ваше Высочество: в вас хотят видеть будущего правителя. И если такие мысли пришли в вашу голову в результате чьей-то направленной работы…
— А вы откровенны, — улыбнулся голос наследника. — Вам хотелось бы, чтобы будущий Император думал так, как нужно вам, но сам и искренне?.. Могу вас утешить, святой отец. Мне вообще все более кажется в последнее время, что капеллан приставлен к отцу исключительно ради того, чтобы блюсти лишь его духовное здравие. Всем известно, что его порой… несколько заносит с отеческими традициями… Нет, к этим моим мыслям капеллан не имеет касательства. Вы удивитесь и, верней всего, не поверите, если я скажу вам, с чьей подачи во мне укрепился такой пиетет перед Конгрегацией.
— А вы попытайтесь, Ваше Высочество. Вы меня заинтриговали.
— В Карлштейне у меня есть два приятеля, — помедлив, ответил Фридрих. — Оба старше меня годами пятью, но мы в дружеском общении уж не первый год; мы вместе на охоте, на рыцарских упражнениях… в увеселениях…
— Ага, — отметил Бруно, и тот с явным смущением в голосе отозвался:
— Не то, что вы подумали, святой отец. Да, я бы не назвал их образцом добродетели, однако оба вполне достойные люди, и, верите ль, в обоих почтения к вере, Церкви, заповедям, законам божеским и человеческим — больше, чем во многих монахах, которых мне довелось знавать, и уж тем паче — больше, чем в высокородных господах рыцарях, выставляющих свое показное благочестие. Отец считает обоих повесами… Не знаю; возможно, он и прав в какой-то части. Но они нелицемерны. Не подражают героям легенд в попытках казаться лучше, чем они есть; они и есть лучше — лучше, чем многие.
— Жалеете, что ваших друзей нет сейчас рядом?
— Нет, — возразил Фридрих тихо, — не особенно. Разница в летах все же сказывается, и мне порой кажется, что подле меня сразу двое радетельных папаш. С Ульбрехтом проще: он меня поучает, не особенно церемонясь и не скрывая своего снисхождения.
— Ваше Высочество… — начал фон Редер, и наследник перебил его:
— Бросьте, Ульбрехт. Я вас не порицаю. Это ваша работа… И вот эти двое, святой отец, для меня и есть образец верного католика и настоящего рыцаря. Не слишком высокий образчик, верно?
