— Каждый из Семи имел свои сильные стороны, — став «господином», его высокопреосвященство и бровью не повел, — а Франциск Оллар ничего не предпринимал просто так. Танкредианцы собирали и хранили знания; что ж, недорослей стали свозить именно в их обитель.
— Здание много раз перестраивали, в нем мало что уцелело от прежних времен. Конечно, я всего лишь бывший кавалерист, но если вы позволите... В Лаик вернулся один из менторов. У него совсем нет средств, и я его оставил. Он получает крышу над головой, полный пансион и... очень мне помогает.
— Возможно, я о нем слышала. Мои сыновья прошли через Лаик, младший — совсем недавно.
— Это мэтр Шабли. Жерар Шабли... Занимается описательными науками. Он славный человек, хотя... Иногда он кажется странным, но ему пришлось столько пережить!
— Это объясняет и извиняет многое, — согласился с одноглазым молодым человеком седой кардинал. — Главное — отличить многое переживших от почитающих себя таковыми.
— Мэтр Шабли пробыл в Лаик шесть лет. Его любили все, но здесь, если плохо топить, осенью и зимой очень сыро, а у мэтра грудная болезнь... Ему пришлось подать в отставку и переехать в столицу к сестре. Ее муж хорошо зарабатывал, но потом... При Ракане все пошло прахом. Людям не хватало на хлеб и дрова, не то что на перчатки. Сударыня, возможно, вы не знаете... я участвовал в мятеже, я думал...
— Гораздо важнее, что вы думаете теперь, — пресекла исповедь Арлетта. — Что случилось с родичами Шабли?
— Они разорились. Дошло до того, что пришлось идти в Дору за подарками... Мэтр спасся чудом, его сестра и племянница погибли. Он пытался найти работу, но кому в Олларии этой зимой были нужны описательные науки? Писем тоже почти не писали... Когда мэтр Шабли пришел в Лаик, я готов был принять его за выходца. И в этом тоже виноваты мы!
— Святой Адриан заповедовал не отрекаться от своей вины, но не брать на себя вины чужие, — не упустил своего кардинал. — Само собой, я и моя высокочтимая спутница будем рады увидеть мэтра Шабли. Мы более или менее представляем, каким было танкредианское аббатство на исходе Круга Молний, но теория и жизнь сходятся не чаще, чем любовь и супружество.
— И не реже, — уточнила вдовствующая графиня Савиньяк, глядя в глубоко посаженные окна, будто в чужие глаза. — Так вы говорите, у вас водятся лягушки? Прямо здесь?
— Нет, у пруда.
3
Ли часто писал матери и никогда — Арно. Эмиль младшему брату тоже не писал, но иначе — у него не доходили руки. Лионель же не считал нужным. Теперь счел...
Арно смотрел на четко выведенные буквы и чувствовал какой-то холодок. То, что пыталось переползти с бумажного листа в душу, теньенту не нравилось, как раньше не нравились лаикские галереи и менторское вранье. Их тоже нельзя было избежать.
«Арно, — требовал старший брат и маршал, — соберись и заставь себя понять вещи, которые далеко не все понимают и в тридцать, и в пятьдесят. Обычные офицеры могут себе такое позволить, ты — нет. Ты — мой брат, а я разбил дриксенского Фридриха и заключил мир с Хайнрихом. Мне некогда расписывать весеннюю кампанию еще раз, но генерал Ариго, если сочтет нужным, даст тебе просмотреть мои записки. Молодому военному они в любом случае будут полезны, хотя тебе, без сомнения, сейчас важней текущая кампания. О ней и поговорим. Для Талига она складывается не лучшим образом, это очевидно мне, и это еще более очевидно тем, кто находится в действующей армии.
Будь я командующим Западной армией, с самого начала избрал бы иную тактику. Мне она кажется лучшей, но нельзя сравнивать то, чего не случилось, с тем, что произошло. То, что маршал фок Варзов терпит неудачи в Придде, не доказывает, что маршал Савиньяк на его месте побеждал бы. То, что маршал Савиньяк победил в Кадане, не доказывает, что маршал фок Варзов на его месте проиграл бы. Любые сравнения подобного рода чреваты спорами, но сейчас они могут стать опасны.
Я и фок Варзов воюем по-разному, но мы воюем за Талиг. Мой успех оставил Дриксен без гаунасской поддержки и поднял дух в наших войсках, но он же разбудил в некоторых головах сомнения. Я столкнулся с подобными настроениями уже в Старой Придде, но непосредственно в Западной армии они должны проявляться сильнее. Зная тебя, не сомневаюсь, что и ты недоволен бессмысленным, с твоей точки зрения, маневрированием, потерей важных крепостей и утратой инициативы. Я не могу запретить тебе думать, сопоставлять и делать выводы, но держи их при себе по крайней мере до подхода Эмиля, потому что каждое сказанное теньентом Савиньяком слово будет связываться с его братьями и передаваться дальше.
Молодые офицеры имеют обыкновение распускать язык при ординарцах и цирюльниках, а те, в свою очередь, обожают выказывать свою осведомленность. Невинная болтовня в терпящих неудачи войсках порой оборачивается недоверием солдат к командующему, а затем и командующего к солдатам. Иногда победить собственную армию труднее, чем чужую, но чужую без победы над своей не одолеть, у Ор-Гаролис я убедился в этом на собственной шкуре. Отвечая на вопрос, который ты не преминул бы задать, скажу, что не знаю, смог бы Лионель Савиньяк, окажись он сейчас во главе Западной армии, справиться с Бруно или же нет. Я бы сделал все, на что способен, но то же самое относится и к фок Варзов. Кто из нас прав как военачальник, не скажет никто, потому что одну и ту же кампанию нельзя провести дважды. Она началась, она идет, и твой долг работать веслами, а не раскачивать лодку. Это за тебя делают другие.
Если соберешься ответить, отправляй письма в Агмштадт. Оттуда будут еженедельные оказии в Надор.
Лионель».
— Эгей! — Проснувшийся, нет, выспавшийся Бертольд сидел на койке и смотрел на Арно. — Генерал в самом деле говорил про завтрак, или мне это приснилось?
— Он говорил про обед. — Теньент торопливо сунул письмо в карман. — Если выспался, пошли!
— Выспался на неделю вперед, но если письмо от дамы, я могу подождать, пока ты его поцелуешь.
— Это... от матери.
— Ругает, что не пишешь, и требует не подходить к дриксам слишком близко?
— Нас «гусями» даже в детстве не пугали. Так ты идешь лопать или нет?
Талиг. Поместье Лаик
400 год К.С. 11-й день Летних Волн
1
Щурящийся не хуже самой Арлетты тщедушный человечек ничем не напоминал красавца Капотту, и графиня прониклась к нему симпатией.
— Заходите, мэтр! — крикнул успевший освоиться с именитыми гостями комендант. — Вот он, наш ментор, и будь я гайифцем, если он не прочтет поэму о каждой лестнице.
