– Может, они и хитроумны, но ведь это всего лишь люди, и даже не Возвышенные. Их наверняка можно обвести вокруг пальца.
– Конечно. Но человеческая интуиция – не самая большая опасность, с которой сталкиваются пытающиеся спастись Возвышенные. Остаются еще механические чудовища.
– Я надеюсь, это миф?
– Не совсем. Вам известно, что все кареты, покидающие Шеррин, теперь обычно направляются к Северным воротам?
Элистэ кивнула.
– Оцепенелость у этих ворот бодрствует. Сейчас она известна как Чувствительница Буметта и предназначена для роли совершенного охранника и официального сторожевого пса. Она способна распознать тех немногих Возвышенных, чье искусство позволило им обмануть караульных. Я не представляю себе, как ей это удается, может быть, и никто не представляет, кроме адептов, прошедших курс чародейства. Поклонники Буметты считают, что она умеет читать мысли.
– Но это смешно… это же машина! – Он не ответил, и уверенность Элистэ поколебалась. – Неужели вы верите в эти истории?
– Возвышенная дева, я в самом деле не знаю, во что верить. На первый взгляд это кажется абсурдом. Но Чувствительница Буметта не раз доказывала свою способность распознавать переодетых Возвышенных-беженцев в толпе простонародья, а это дает основания предполагать, что она может улавливать мысли или мысленные образы. Так это или нет, но ясно одно – Чувствительницы Буметты надо опасаться больше, чем самых проницательных сыщиков-стражей.
– И кого же она распознала? – Элистэ не хотела этого знать, но не могла вынести незнания.
– На прошлой неделе у ворот были схвачены Стацци во Крев и его сестра. Несколько дней назад разоблачили одного из кузенов Пленьера в'Оренна. Трое членов семьи во Шомель, включая вашу подругу Гизин, сейчас находятся в «Гробнице». И еще… – Он продолжал, словно читая невидимый список, и каждое имя больно ранило Элистэ.
– Но ведь это люди из самых знатных семей Вонара! Во Кревы время от времени женятся на девушках королевской крови, а один из во Шомелей был главнокомандующим вонарских войск во время Юрлиано-зенкийских войн. Эти негодяи не посмеют причинить им вред! Арестовать их – да, но они никогда не дерзнут… не дерзнут… – Ее голос пресекся.
– Стацци во Крев будет казнен завтра утром, – без всякого выражения поведал Мерей. – Люди, которых я назвал, вскоре последуют за ним, а потом придет очередь других, столь же высокого ранга. Видное положение человека теперь не обеспечивает ему никакой защиты, даже, скорее, наоборот. В последнее время парад приносимых в жертву узников включает определенное число Возвышенных, часто самых высокопоставленных. Шерринский сброд не только не осуждает эти жестокости, но откровенно наслаждается зрелищем. Каждый день от восхода до заката улица перед воротами «Гробницы» заполнена людьми и по ней теперь невозможно проехать. Там такой шум и толчея, что довольно многочисленная группа обитателей прилегающих кварталов требует перенести Кокотту в другое место, и этот вопрос периодически обсуждают в Конгрессе. – Мерей говорил спокойным, почти деловым тоном, что несколько смягчало ужас, который вызывали его слова, и смотрел прямо в испуганные глаза Элистэ.
Не выдержав этого взгляда, она отвернулась, от всей души сожалея, что затеяла этот разговор.
– Но неужели вы ни о чем таком не слышали и не представляли себе, что происходит вокруг? – Безупречная вежливость не смогла скрыть раздражения Мерея. – Вы никогда не читаете народные журналы?
– Мадам не одобряет этого, – Элистэ беспокойно поежилась. – Она считает их вульгарными.
– О, она просто оберегает вас, но думаю, что, поддерживая ваше незнание, она сослужит вам дурную службу. Вы не ребенок, и пора открыть вам глаза. Вот, возьмите, Возвышенная дева… – Мерей полез в карман и достал кипу сложенных газетных листков с дешевой печатью на грубой желтоватой бумаге.
Элистэ неохотно взяла их. Ей бросились в глаза три названия: «Собрат», официальный орган Народной Партии экспроприационистов; «Чернильный мешок каракатицы», дерзкий подпольный наследник недавно удушенного «Овода Крысиного квартала» и последнее эссе Шорви Нирьена «Новые тираны». Элистэ на мгновение захотелось вернуть их Мерею назад, но любопытство одержало верх, и она быстро спрятала газеты в маленькую шкатулку со швейными принадлежностями, стоявшую позади кресла.
– Прочтите это, Возвышенная дева, – настойчиво сказал Мерей, – и все узнаете. Может быть, тогда вы сможете оценить степень надвигающейся на нас опасности. И тогда, возможно, вам, в отличие от меня, удается убедить вашу бабушку. Заставьте ее понять. Объясните ей, что дорога к безопасности открыта, но так будет не вечно. Скажите ей, что это затянувшееся промедление – чистое безумие. А если она не поверит, то…
– Все еще хотите испортить мне внучку, кавалер? – в дверях стояла Цераленн.
Мерей и Элистэ виновато повернулись в ее сторону. Мерей немедленно вскочил и раскланялся.
– Скорее, все еще хочу убедить ее, в этом признаюсь, графиня. Старый солдатне пренебрегает никакими возможностями.
– Так же поступают и старый мародер, и старый корсар. Знаете ли. Мерей, эта тактика, недостойна вас. Недостойна и бессмысленна, абсолютно бессмысленна.
«Не заметила ли бабушка, как он передал мне газеты?» – подумала Элистэ. По ее лицу ни о чем нельзя было догадаться. Цераленн вошла в гостиную и села. Разговор возобновился, и о промахе кавалера больше не упоминалось.
Позже, гораздо позже, тем же вечером, в уединении своей спальни Элистэ наконец внимательно ознакомилась с приношением Мерея. Содержание листков более или менее подтвердило ее ожидания. Опальный либерал Нирьен теперь критиковал режим экспроприационистов, как раньше бичевал монархию. Много ли пользы это ему принесет? Человек он конченый, хотя сам, видимо, этого не понимает. «Чернильный мешок» вторил критике Нирьена языком, доступным простым гражданам. «Собрат» – два тонких выпуска – был, разумеется, составлен из статей и эссе, рассчитанных на то, чтобы вызвать возмущение читателей-Возвышенных. Элистэ была напугана и подавлена, что, видимо, и входило в планы кавалера. У этих изданий, впрочем, оказалось одно достоинство: они помогли ей отвлечься от мыслей о хорошенькой легкомысленной Гизин во Шомель, запертой в «Гробнице» – что угодно, только бы не думать об этом…
Ее взгляд привлек жирный заголовок в «Собрате»: «Летучие гниды Нану разоблачают заговор». Элистэ слышала о гнидах. К этому времени о них знали все в Шеррине. Глубоко в подвале столичного Арсенала Чувствительница Нану наконец отложила несколько тысяч золотых яиц. Вылупившиеся из них насекомые – крошечные, металлические, крылатые, алчущие сведений – тут же взвились в воздух и в течение часа разлетелись по всему Шеррину в поисках информации. И хотя целое войско их погибло – смято, раздавлено, растоптано рассерженными горожанами, – тысячи все же выжили и принесли крупицы информации своей августейшей Матушке. Нану приняла, переварила и извергла ее из себя; так ее работники-люди обнаружили заговор, о котором никто не подозревал.
