что-то шипело внутри меня, чувствовала покалывание миллионов маленьких пузырьков, когда они лопались в моих венах. Я одновременно была гиперчувствительна и полностью оцепенела.
Это было самым тревожным, что я когда-либо видела.
Некоторые люди украшали стены шкурами животных. Уолтер так делал, но никогда не мог их как следует высушить, поэтому они всегда оказывались вонючими. Не было ничего необычного в том, что где-то висела шкура коровы или оленя.
Но ближняя стена комнаты Джексона была покрыта чем-то другим.
Человеческие скальпы — скальпы с еще прикрепленными к ним волосами. Они висели друг над другом в четыре аккуратных ряда: темные, светлые, брюнетки и рыжие. Волосы на каждой голове были подстрижены до одинаковой длины и заплетены в идеальную косу. Количество скальпов пугало… но сколько времени он провел, прикасаясь к ним, придавая каждому из них форму?
Это беспокойство было таким сильным, что я просто не могла его понять.
— Они прекрасны, да? У меня есть по одному каждого цвета, — сказал Джексон. Он указал на ряд блондинок. — Это заняло вечность. Я нашел парочку на западе, но не находил остальных, пока мы не наткнулись на уродский грузовик несколько месяцев назад. Не могу дождаться, когда сюда спустится брат босса, — добавил он с ухмылкой. — Мы найдем их маленький лагерь, а затем очистим… его.
Я рассеянно кивнула. Мой желудок мутило, бурлило опасное количество кислоты между складками. Я специально старалась не смотреть на ряд блондинок. Я знала, что если я это сделаю, то снова увижу распростертые на земле тела полицейских без скальпов.
Я слышала мух.
Запах смерти…
Я быстро прикрыла тошноту кашлем.
— Потребовалось много времени, чтобы научиться этому. Людей не заготовить так, как, скажем, оленей или что-то в этом роде.
Я слышала дребезжание ремня Джексона, затем серию тонких лязгов, когда его штаны упали на пол. Я знала этот звук. Это звук издавала связка ключей, когда кто-то стучал ими друг о друга. Говард имел обыкновение звенеть каждый раз, когда шел по длинному коридору в мою лабораторию. Вряд ли он когда-либо использовал их, чтобы открыть что-то: он, вероятно, просто хотел, чтобы я знала, что он шел.
Если связка ключей была в кармане Джексона, то один из них мог открыть комнату авто-кузнеца. Я запомнила это, пока он продолжал говорить:
— Мы выбрали долгий путь на юг. Вырезали что-то вроде зигзага вперед и назад, грабя на ходу. Я видел почти все, что можно было увидеть. Мы были далеко на западе, прежде чем спустились сюда — далеко на запад, почти по ту сторону океана. Ты знала, что там едят людей?
Он наклонился и ждал, пока я не покачала головой.
— Ну, да. И они на самом деле их едят — и не только если они голодают или если их кто-то разозлил. Они едят их, как вы, ребята, едите коров. Они выращивают людей только для еды, понимаешь? Держат их в больших загонах, кормят их. Потом, когда они становятся достаточно взрослыми или жирными… — он провел черту поперек горла, — прямо как корову.
Я запомнила, что нельзя было заходить слишком далеко на запад. На самом деле, я думала, что просто сотру букву W со своего мысленного компаса.
— По дороге на запад мы подобрали пару полезных людей — так же, как и тебя, — сказал он, подмигивая. — Один из них был мясником. Я сохранил ему жизнь, пока он учил меня всему, что знал о дублении кожи. А потом я, э-э… ну, ты понимаешь.
Он провел еще линию поперек горла, и его глаза жадно впились в мои. Я начала наклоняться к дверному проему, когда он расплылся в усмешке.
— Эй, все в порядке. Расслабься. Я не собираюсь тебя есть.
Джексон захлопнул шкаф. Он разделся до грязных трусов, что меня обычно не пугало. Я насмотрелась на потрепанную коллекцию Уолтера и посчитала себя крепкой. Но нижнее белье Джексона доказывало, что я ошиблась.
Они были слишком узкими и короткими. Что было как-то более оскорбительно, чем иметь большую дыру в заду.
Джексон подошел к раковине и пустил воду на минуту. На его плечах и груди были шрамы — одни были тонкими и белыми, а другие — сморщенными и красными. Его грудь и живот были такими же волосатыми, как и его руки. Удивительно, как его борода стала такой неоднородной, когда все остальное было покрыто так, будто он отрастил зимний покров.
— Ах, в какой-то момент мне придется принять настоящий душ. Но пока этого достаточно, — он напоказ брызнул водой на лицо и шею. Затем он позволил этой воде скатиться в волосы на его груди.
После быстрого мытья он вытащил из-под раковины нож. Он был острым с обеих сторон и с острым концом. Он провел ножом по щекам и подбородку, несколькими легкими движениями соскребая волосы с лица.
Я знала, что он делал. Этого слова не было в моем языке, но это не означало, что я не слышала шума. Я должна была выбраться отсюда, пока не стало совсем неудобно.
— О… я хотел узнать, не захочешь ли ты помочь с поставками, которые Маурья собрала в конце недели, — сказал Джексон, когда я подняла свой блокнот. — Она бы спросила тебя напрямую, но она очень занятая женщина.
Это звучало крайне подозрительно для меня. Сбежать вряд ли выйдет. Джексон, вероятно, снова пытался остаться со мной наедине — в том месте, где его никто не будет прерывать. Но я была согласна пойти, потому что я планировала сбежать к тому времени.
— Хорошо, — сказал Джексон.
Он вернулся к царапанью, а я пробралась к коридору.
— Можешь заняться своими делами, если хочешь. Это все, что мне нужно — ах, блин, — Джексон опустил нож на край раковины. Он держался за лицо, будто только что поранил себя. — Возьми вон то полотенце, ладно? Я не хочу забрызгать весь пол кровью.
Я тоже не хотела, чтобы он капал, потому что это означало, что мне придется вернуться. И я не хотела снова оказаться в этой комнате, если могла. Я сделала четыре шага к шкафу, схватила полотенце и повернулась.
Он успел встать между мной и дверью.
Джексон смотрел на меня сверху вниз, закрывая ее. Мы были одни. В комнате было спокойно, тихо.
Но пространство между нами было в огне.
Он пересек брешь. Три шага против моих четырех. Я старалась сохранять спокойствие.
Джексон остановился на расстоянии вытянутой руки. Он наклонился так близко, что я ощутила запах соли в порах его головы.
— Эй… Я так и не
