Король изобразил бровями столь знакомое по Архимагу удивлённо-задумчивое движение, что тут и менее искусный физиономист догадался бы, что эти двое часто и доверительно беседуют наедине.
— Оставьте наше величество все, кроме перечисленных, — негромко распорядился монарх, и едва слышный вихрь тотчас вынес в двери всех пока ещё присутствующих. Почти всех.
Когда за последним бесшумно закрылась створка, Лен уже набрался в душе решимости, а в груди воздуха.
— Ваше величество, история ещё отнюдь не закончена. И мне нужна ваша личная помощь.
Король задумчиво и понимающе покивал, а затем поинтересовался в том духе, ну какого ж ещё рожна надобно одному настырному, как болотный комар, чародею?
— Первое. Сто двадцать тысяч флоринов. В двенадцати стандартных кошелях по десять тысяч, немедленно по моему отбытии из дворца, — Лен гордился собой — голос его таки не дрогнул.
Оба мужчины и заинтересованно прислушивавшаяся Славка несколько мгновений старательно соображали, на что же могла бы понадобиться вовсе не сребролюбцу такая весьма внушительная сумма. И лишь Лен со своего места видел, каким пожаром заполыхали щёки красивейшей в мире то ли куклы, то ли статуи по имени Эльфире.
— Да шут с ним, не обеднеем — интересно же, — хмыкнул король и кивнул. — Что ещё?
— Второе. Какой-нибудь бы мне весьма звонкий титул и впридачу к нему самый красивый в королевстве замок. В то же время, сразу по отбытии из дворца. Для дела надо — не для тщеславия.
На этот раз его величество думал чуть дольше, но тоже кивнул со словами, что запросто.
— Сейчас же нами будет подписан соответствующий указ, и проведен через канцелярию незамедлительно, — и Архимаг почтительным полупоклоном подтвердил слова монарха.
Лен заметил, что можно без всяких прилюдных церемоний — лишь бы королевская воля была потом официальным образом зафиксирована и таким образом обрела полностью силу закона. Его величество снисходительно кивнул — не учи учёного, мол — а кончик пера словно в сомнении уже застыл над поданным Архимагом документом. Вот он качнулся в воздухе, клюнул — и в несколько росчерков вписал в нужное место… ладно, подробности потом. Время, время не терпит!
Удар фамильного королевского клинка, обрушившийся на плечо коленопреклонённого ведуна, одним махом вознёс того в такие выси, куда только мечты и залетают…
— И последнее, ваше величество, торопливо проговорил Лен, когда с посвящением и клятвами было закончено. — Проходя отсюда по галерее, распорядитесь тихонько страже, что сегодня они меня больше не видели — равно как и всего, что я во дворце буду делать.
И вот тут-то короля словно подменили. Взгляд его полыхнул гневом, а голос зазвенел тем металлом, который так обожают воины и которого побаиваются все остальные.
— Не слишком ли ты много берёшь на себя, Лен из Дартхольме?
Ах, как же дрожат коленки… да стойте вы ровно, не тряситесь! Не отводя взгляда, молодой ведун негромко, так, что королю пришлось даже прислушаться, произнёс:
— Ровно столько, сколько могу поднять. Доверьтесь мне, ваше величество. Не потому, что больше некому — а потому, что у вас нет выхода. Или мне сказать вслух, какой малости стоит сейчас ваша жизнь? Даю слово мага, что всё будет хорошо — даже лучше, чем вы сами хотели бы…
Фикус в углу дрогнул, и из-под его листа вынырнула серьёзная донельзя августейшая феечка. Пристально Виай всмотрелась в лицо замершего Лена, а затем повернулась к застывшему королю, чья ладонь уже лежала на рукояти шпаги.
— Этот человек верит в то, что говорит… это даже странно.
Король моргнул, пошевелился и — о чудо! — опустил смущённо взгляд. А в голосе его звучала неприкрытая мука.
— Да будет так, магик по имени Лен. Я не знаю, почему я тебе верю — но похоже, судьба и в самом деле оставила мне только один путь. И будь ты проклят во веки веков, если обманешь! Хорошо — но, отныне никаких просьб…
Круто развернувшийся на каблуках король давно уже скрылся в дверях, за ним поспешил Архимаг, чьи черты странно заострились и побледнели, а Лен всё никак не мог унять пустившееся вскачь сердце. Наконец, он утёр мокрое от пота лицо и негромко распорядился, прежде чем направиться прочь:
— Славка, Эльфире — мухой к малому крыльцу. Туда же Марека во всеоружии и закрытую карету. И чтоб ни единого любопытного вокруг!
Наверное, что-то такое особенное прозвучало в голосе Лена, что полуэльфка мгновенно ожила, а Славка подавилась на полуслове своими вопросами. Обе в шорохе шёлков и кружев скрылись в дверях, и лишь тогда набирающийся решимости молодой волшебник процедил в сторону озадаченно замершей в воздухе королевы фей:
— Это большая и очень грязная политика, ваше величество. Лучше б вам не пачкаться. И если как минимум несколько свидетелей не подтвердят, что до завтрашнего полудня вы не вылезали из оранжереи, то клянусь благословением Вёсенки — скормлю ваше величество своей змее.
Живо переменившаяся в лице феечка понимающе кивнула, погладила задумчиво железное кольцо на талии — и красивым фейерверком искорок умчалась в указанном направлении. Обеспечивать себе то, что в других мирах позднее назовут алиби.
Как ни старался Лен, а всё тело тряслось меленькой и противной дрожью. Пришлось ему даже остановиться и сжевать пару кое-каких хитрых травинок из числа тех, что даже самого буйного обратят в смиренного ягнёнка. Высокая белая дверь неумолимо приближалась. А вместе с ней… да кто его знает, что за ней? И в то время, как едва слушающающаяся ладонь чародея легла на вызолоченную ручку, всякая трясучка прекратилась — а с её уходом в душе воцарилось какое-то неестественное спокойствие обречённого.
Всё, возврата нет. Работаем…
Тени, тени, тени — целы сонмы их сновали по дворцу. Впрочем, дело обычное, обычно мы обращаем на подобные феномены ровно столько внимания, сколько они и заслуживают. Однако наполовину вышедший на Тропу и отчасти сам ставший тенью ведун пристально всматривался в них. Вот застыли призраки замерших на посту гвардейцев… нет, среди них нет. Вот дёрнулись и поспешили в боковой проход отражения двух спешащих по своим делам лакеев — снова не то.
Призрачное, еле заметное вроде как дрожание тёплого воздуха над летней дорогой неслышно металось по дворцу, не оставляя своим вниманием ни единого подозрительного места. И лишь у спуска с балюстрады в искрящийся искрами малый холл Лен прыгнул вперёд, словно заметивший мышь кот. Вцепился в ту самую, единственно сейчас нужную — одним лишь отражением своих рук, дёрнул — и одним рывком вырвал её из скопища нереальностей в показавшийся поначалу грубым и неестественно ярким материальный мир.
