"Не может же он быть таким бессердечным! — юноша был готов заплакать от обиды. — Ну что ему стоит снять проклятье с Альмиры! Он ведь и сам видит, что оно убивает землю и живущих на ней людей! Все, что я собираюсь ему сказать… Он просто не может не знать об этом и сам! А раз так…"
Отгоняя мысли, которые несли лишь отчаяние, юноша что было сил сжал кулаки, так что отросшие за время дороги ногти — длинные и грязные — больно впились в ладони.
Нет, он не мог, не должен был плохо думать о боге дня. Потому что тот — единственный, способный помочь.
Больше некому.
"О чем думает брат, надеясь купить помощь царя Девятого царства? Что тот согласится принять людей, на которых, возможно, как и на их земле стоит печать проклятья? Чтобы оно легло и на его владения? Он не станет с нами даже разговаривать, как узнает, в чем дело! Прогонит прочь, да еще пинка под зад даст. Чтобы бежали быстрее…" — его губы презрительно скривились. И дело тут было не в царе, которого Аль-ми прекрасно понимал. Он бы осудил его, как раз если бы тот поступил иначе. Если кого юноша и презирал, так это самого себя. За беспомощность, неспособность ничего изменить, а еще — за это понимание. Потому что много легче винить других, оправдывая себя, а не наоборот.
И тут вдруг какой-то странный, едва уловимый звук отвлек его от размышлений. Он не понял, что это было — не то хруст ломавшейся где-то вдали ветки, не то — скрежет мечей.
Резко повернувшись, он увидел взметнувшихся над деревьями птиц, которые, потревоженные неведомо кем, сорвались со своих насиженных мест и взмыли в небеса, чтобы оттуда, недовольно крича и сыпля проклятия на головы встрявших в их жизнь пришельцев, следить за ними, дожидаясь того мгновения, когда все успокоиться.
Аль с сомнением глядел на деревья, за которыми ничего не было видно. Он разрывался на части: любопытство гнало вперед, в то время как осторожность удерживала на месте. И дело было вовсе не в страхе вновь угодить в трясину. В конце концов, боги с ней. Но вот попадаться на глаза оказавшимся в чаще людям — а что это были не звери и не духи, он не сомневался — царевич совсем не хотелось.
В его голове с пугавшей отчетливостью пронеслись образы из его сна — жуткий вид человека с отрубленной головой, уже мертвого, но еще стоявшего на ногах.
"Бр-р! — Аль всего передернуло. — Не хотел бы я оказаться на месте этого несчастного".
А потом ему вдруг подумалось:
"А с чего я взял, что это должен быть Лиин? — во сне он ведь не видел ни лица жертвы, не обратил внимания на одежду. — Только потому, что он — сын воина и, значит, должен первым броситься в бой? Но это могло произойти и не в начале сражения, а потом, когда оно уже вовлекло в себя всех, заставляя защищаться…"
Вообще, все, что он видел, это — кипящая ключом бившая из раны кровь, от которой исходил пар, сливавшийся со спустившимся на землю туманом.
"Туман! — он вновь внимательно огляделся вокруг. Нет, тумана видно не было. И это успокаивало. — Ну что я перепугался? — Аль уже корил себя за трусость. — С чего взял, что все случится уже теперь? Ведь до исполнения последнего сна — того, когда я передам корону Объединителя брату — должна пройти целая вечность, если нечто столь удивительное вообще сможет когда-нибудь случиться!" — на душе отлегло.
"И вообще, — он встал на ноги и, взявшись на всякий случай за послушно подставленную ивой ветку, шагнул по направлению к деревьям, — с чего я взял, что там обязательно должны быть враги? Вообще, откуда здесь взяться чужака? Это брат с Лиином. Точно, они. Больше некому! — в такое более чем вероятное предположение было легко поверить, что юноша и сделал со всей радостной поспешностью. — Ищу их, ищу без толку, а они сами — тут как тут!"
Однако слишком спешить, выбираясь из болота, он не решался, а потому, испугавшись, что друзья, не заметив его, пройдут мимо, Алиор вернулся назад, благо успел отойти от спасительной кочки всего на шаг, и закричал что было сил:
— Эй! Это я, Аль-ми! Я здесь! — от нетерпения и волнения он даже запрыгал на месте, замахал руками, пытаясь всеми возможными способами привлечь к себе внимание.
Увы, ему это удалось: на опушке леса показались чужаки. Одеты они были как-то непривычно — в меховых безрукавках поверх холщовых рубах и длинных широких штанах, а на головах, несмотря на летнюю жару — высокие теплые шапки. Обвешенные оружием, они выглядели враждебно.
Юноша заметался, отпрянул назад… и остановился, опустив руки. Ему было некуда бежать, негде спрятаться. Крошечная, в два шага кочка, росшая на ней ива, способная заслонить разве что духа, — вот и все, что дала ему судьба.
И чужаки, прекрасно это видя, ржали в полную глотку:
— Что, малец, наделал в штаны? Воняешь так, что даже здесь чувствуется!
— Иди сюда! Не бойся, мы не дикие звери и тебя есть не будем! Даже убивать не будем. Просто продадим в рабство — и всё.
— В рабство?! — он заставил себя рассмеяться. — В Десяти царствах нет рабства!
— Смейся, смейся, скоро на своей собственной шее узнаешь, есть оно или нет, — ответил один из разбойников — в том, что перед ним были именно лихие люди, Аль теперь не сомневался.
— А, может, узнает и на чем-то другом, — хохотнул его товарищ, — кочевники за такого смазливого мальчика дадут больше, чем здешние землевладельцы, которые больше ценят тягловую силу.
— К-кочевники? — голос юноши дрогнул, давая чужакам новый повод для насмешек.
— Что струсил? Не бойся. Тебе даже понравится такая жизнь. Все лучше, чем сидеть лягушкой на болоте.
— Но здесь нет кочевников!
— О, так ты не местный. Ну ничего, мы тебя просветим. Пара дней пути — и попадешь в степь. А там уж кочевников — как собак нерезаных.
— Давай же, — кричали ему от кромки деревьев, — иди к нам! Смелее, если что мы тебя вытащим!
— Точно! Не сомневайся! Никто не станет за здорово живешь упускать дармовые деньги!
А потом разбойники замолчали, дожидаясь, когда паренек выполнит их приказ. Деваться тому было некуда, так что игра казалась им беспроигрышной. Во всяком случае, сами лезть в болото они не торопились. Зачем зря рисковать?
И, все же, медлительность Алиора, лихорадочно искавшего выход из положения, в котором он оказался по собственной глупости, их явно не устраивала.
— Эй ты, давай быстрее! — донеслось от деревьев. В хриплом голосе звучало нетерпение. — Мы не собираемся ждать тебя здесь целую вечность! Или ждешь, пока мы придем к тебе и выволочем силой? Будешь и дальше упираться, словно безголовый осел, там и поступим. Только уж после отыграемся за промоченные ноги, мало не покажется!
Юноша сжался. Ему страстно захотелось провалиться сквозь землю. Взгляд сам собой обратился на скрытую под тонкой зеленой ряской топь и мысль о том, чтобы сделать шаг ей навстречу не казалась больше такой уж безумной.
