Дэвид Эддингс - Келльская пророчица

— Бабушке это не пришлось бы по нраву, — предупредил Гарион.

— Но ведь бабушки сейчас нет здесь, правда, Гарион? Бабушка немножечко занята, не так ли?

Они молча стояли, глядя на занесенную снегом ферму. Крышу венчал великолепный пушистый сугроб, а с крылечка свешивались мерцающие сосульки, похожие на алмазные подвески. Окошки дома золотились, отбрасывая теплые отсветы на сугробы, да еще розоватым светом мерцали двери кузницы, где все еще пылало пламя в горне, на котором мужчины целый вечер кипятили никому не нужную воду. Не колеблемый ветром столб голубого дыма поднимался в небо из трубы так высоко, что достигал, казалось, самых звезд.

Тут Гарион услышал странный звук — он даже не сразу понял, откуда он доносится. Звук издавал Шар — это была песня, полная томительного ожидания.

И тут из домика послышался звонкий крик. Это был младенческий крик, но в нем звучали вовсе не возмущение и недовольство, столь обычные для воплей новорожденных, — нет, крик этот полон был изумления и невыразимого восторга.

Шар вдруг замерцал нежным голубым светом, а томление в его песне сменилось радостью.

Когда Шар смолк, Дарник вздохнул полной грудью.

— Ну, теперь можно спускаться? — спросил он.

— Лучше еще немного подождать, — сказал Белгарат. — В подобных случаях всегда нужно время, чтобы немного прибраться в комнате, да и Полгаре надо дать возможность причесаться.

— Она и растрепанная необыкновенно хороша, — улыбнулся Дарник.

— Но она на сей счет иного мнения. Имей терпение.

Тут Шар вновь завел томительную мелодию, которой словно аккомпанировал голос новорожденного.

Трое друзей замерли на вершине холма, от их дыхания в воздухе клубился голубоватый пар — они завороженно прислушивались к этому двухголосому пению.

— Прекрасные здоровые легкие, — успокоил Гарион молодого отца.

Дарник рассеянна улыбнулся, весь превратившись в слух.

И тут к этой необыкновенной песне присоединился третий голосок. Это снова был младенческий крик.

На сей раз Шар засиял ярко-синим светом, осветив снег вокруг, и песня его наполнилась торжеством.

— Я знал это! — воскликнул восхищенный Белгарат.

— Двое? — ахнул Дарник. — Двойняшки?

— Это у нас семейное, Дарник, — захохотал Белгарат, стиснув кузнеца в могучих объятиях.

— Это мальчики или девочки? — спросил Дарник.

— Какая разница? Впрочем, думаю, теперь вполне можно спуститься и выяснить все на месте.

Но не успели они сделать и шага, как заметили, что во дворе происходит нечто весьма примечательное. С неба ударил вдруг мощный синий луч, вскоре подле него появился еще один, нежно-голубой. Когда эти гигантские световые колонны коснулись снега, домик словно омыло волнами лазури. Потом появились и другие лучи: красный и желтый, зеленый и фиолетовый… Были тут и оттенки, названий которых Гарион просто не знал. И вот, наконец, в самом центре этого буйства красок появилась величественная ослепительно белая мерцающая колонна. Подобно цветам радуги, лучи расположились полукругом — и все небо заиграло переливами пульсирующего радужного сияния.

А во дворе фермы уже стояли боги, и голоса их вторили торжественной благословляющей песне Шара Алдура.

Эрионд повернул к друзьям сияющее лицо и поманил их.

— Идите к нам!

— Теперь все закончилось, — раздался радостный голос Ула. — Теперь все хорошо.

И вот, озаряемые божественным светом, трое друзей стали спускаться с заснеженного холма, чтобы собственными глазами узреть чудо, которое, хоть и происходит на земле ежеминутно, все же остается величайшим чудом на свете.

Вот и настало время, дети мои, закрыть книгу сию. Будут и новые дни, и новые истории, но эта повесть закончена.