Боль была страшной. Вот теперь я прочувствовал ее целиком и полностью. Создалось такое впечатление, что столкновение с поверхностью длилось целую вечность. Я ощущал, как медленно ломаются и крошатся мои кости, как разрывается кожа, как превращаются в кровавую кашицу мои мышцы, но не мог даже закричать. А когда мое сознание забилось раненой птицей в искалеченном теле, моля лишь о том, чтобы эта невыносимая боль прекратилась, картинка снова сменилась, и я оказался в небе. Целый и невредимый.
И только тогда я понял, что Темнота заставляет меня страдать не просто так. Она пытается привести в чувство мое сознание, которое не реагирует ни на какие раздражители. И ей удалось найти к нему ключик — страх падения! Инстинктивный, не подавленный эйфорией и доставшийся мне от Лара, он помог мне начать связно мыслить, отодвинув ощущение счастья в сторону, в результате чего я смог почувствовать боль. Но я чувствовал, что наркотический дурман никуда не делся, он все еще сидел во мне и мешал нормально соображать, постепенно отвоевывая позиции. И поэтому я вновь отдался на волю гравитации, а когда появился страх, не стал сопротивляться, позволив ему целиком затопить сознание и снова вышвырнуть эйфорию прочь…
Лишь на четвертый раз я почувствовал, что в полной мере осознаю себя, и спокойно сказал:
— Достаточно.
В тот же миг я очутился рядом с Темнотой, которая спросила с немалой долей иронии:
— И как, понравился тебе рай?
— Понравился, — честно признался я. — Но спасибо тебе огромное, что сумела меня оттуда вытащить. Кстати, что там с моим телом?
— У тебя еще есть немного времени до начала жертвоприношения, — ответила подруга.
— Начала чего?
— Ты сам все увидишь. Но больше не мешкай и никогда не забывай о том, кем ты являешься.
Ну да, согласен, сглупил я не по-детски. Если бы мне пришло в голову сменить тело, то я смог бы выбраться с полянки без особых проблем. Однако мне слишком поздно удалось заметить неладное, когда разум уже отказывался работать в полную силу. Вот и расплата за вредную привычку — полагаться только на интуицию. Ведь она отключилась первой, даже не пискнув напоследок, а без шестого чувства я не сумел вовремя разглядеть опасность, находившуюся прямо перед моим носом… Вернее, непосредственно в нем, хи-хи… Так, шутки в сторону!
— Прости меня за то, что я устроил, — потупившись, повинился я, вспоминая свое появление у подруги.
Мда… Очень некрасиво вышло. Завалился такой слюнявый идиот без ума от счастья и первым делом стал лапать, стараясь поделиться безмерной любовью к окружающему миру. Тьфу! Урыганный и вумат пьяный алкаш куда более симпатичен, чем был я в тот момент. Какой позор! Какой стыд!
— Не переживай, Алекс, я не буду об этом вспоминать, — успокаивающе сказала подруга.
— А ты и мне заодно память подчистить не можешь? — поинтересовался я.
— Нет.
— И тут облом, — печально вздохнул я. — Ладно, придется мучиться.
Вот только я догадывался, что это чувство стыда, которое сейчас очень меня нервировало, сможет значительно уменьшить смерть виновницы происшедшего. Причем смерть медленная и мучительная. Вот с такими кровожадными мыслями я и вернулся в свое тело.
Навалившиеся на меня ощущения были малоприятными. Во-первых, мерзкий сладковатый привкус на языке никуда не делся и вызывал сильную тошноту. Во-вторых, голова была тяжелой и гудела, как наутро после грандиозной пьянки. В-третьих, все тело жутко болело, словно нога отсиженная, как говаривал известный юморист, а попытки пошевелиться ни к чему не приводили. С трудом открыв глаза, я обнаружил, что крепко привязан какими-то лианами к столбу. Причем не просто привязан, а замотан, словно куколка, до самой шеи и, судя по ощущениям, перед этим старательно раздет догола.
Головой вертеть было больно, поэтому я ограничился разглядыванием пейзажа перед глазами и увидел весьма живописную картинку — уютную зеленую долину, окруженную невысокими, покрытыми деревьями холмами, и огромный круг выжженной земли. Столб, к которому меня примотали, стоял на краю этого круга, поэтому я вполне мог оценить размеры последнего. Долина не была безлюдной. На небольшом расстоянии от круга, охватывая его кольцом, на траве сидели желтокожие аборигены. Многие сотни аборигенов, очень похожих на те глюки, которые наградили меня камешком в лоб.
Теперь у меня появилась возможность рассмотреть их получше. Цвет их кожи очень напоминал мерзкую пыльцу с наркотическим эффектом, а рост, насколько я мог оценить, был небольшим — самый крупный уродец, пожалуй, на полголовы не дотягивал до среднего гнома. Практически все они были без одежды, если не считать за нее нечто типа широких кожаных или тряпичных поясов, на которых, как правило, висели какие-то костяные ножи или пращи с небольшими мешочками — наверняка запасом камней. Лица аборигенов красивыми назвать было нельзя — носы приплюснуты, челюсти чересчур выдаются вперед, а глаза, наоборот, прячутся за массивными надбровными дугами. Короче, они очень походили на пиратскую копию земных неандертальцев и никакой симпатии у меня не вызывали.
Сейчас в долине наверняка собралось все племя пигмеев. Мужчины, женщины, старики и дети, все они сидели с короткими палками в руках и внимательно смотрели на своего соплеменника, бесновавшегося у большой груды камней на противоположном от меня краю круга. Этот представитель племени желтых дикарей несколько отличался от сородичей. Его тело покрывали какие-то синие разводы, напоминавшие странную татушку, да и ноги оказались не такими кривыми, но лицо было обезображено уродливыми шрамами, причем явно умышленно. Сейчас он исполнял нечто, похожее на вольную танцевальную программу земного ночного клуба, дергаясь в разные стороны на глазах у сотен зрителей.
Взглянув на солнце, я понял, что с момента нашего появления на цветочной полянке прошло не больше трех часов. Этот вывод подтверждал и мой пустой желудок. Поглядев на нисколько не завораживающий танец дикаря, я решил — надо заканчивать с представлениями, освобождаться и искать друзей. Однако когда я попытался сформировать лезвие, чтобы разрезать лианы, мою голову пронзила дикая боль. Не удержавшись, я застонал и тут же услышал возглас:
— Очнулся!
Дождавшись, когда туман перед глазами рассеется, я с трудом, до хруста в шее повернул голову, мужественно борясь с болью, и обнаружил, что мой столб не одинок на этом круге. Всего их было шесть, располагались они полукольцом. Мой был крайним, поэтому я не сразу заметил остальные. К соседнему был примотан Хор, дальше находились куколки Киса и Лакрийя, а у двух с противоположного края никто не стоял. Но это вовсе не означало, что пленники у дикарей закончились. Просто последнего привязывать было бессмысленно, так как им оказался дракон. Бесчувственный, со сломанными в нескольких местах крыльями, связанными лапами и пастью. Однако у желтокожих, по-видимому, какие-то мозги все же имелись. Карлики сообразили, что лианы не смогут удержать огромную рептилию, поэтому перед мордой дракона была заботливо разложена охапка оранжевых цветов.
