Бывший студент долго собирался с духом. Вспоминал книги с картинками, виденные в университете мельком, без пояснений педагогов, – на медицинский факультет он так и не успел поступить, ознаменовав окончание подготовительного[12] дракой в борделе, которая закончилась сперва тюрьмой, а потом армией. Потом тщательно готовился: наточил нож до бритвенной остроты, нащипал из тряпок корпии, вскипятил в котелке пригоршню смолистых еловых шишек, чтобы вымыть гной. Потом помолился Триединому и приступил. Вскрыл рану, обнаружил осколок ребра. Вернее, несколько осколков и вдобавок начавшее уже чернеть мясо. Емсиль тщательно срезал подгнившую плоть, удалил осколки, долго промывал разверстую, как пасть неведомого чудовища, рану.
Лишь после этого у капитана дель Куэты уменьшился, а вскоре и совершенно спал жар. Он начал помногу спать, хотя оставался еще слабым. Ради того, чтобы подарить капитану немного покоя, повозка шла медленно. Батя старался выбирать дорогу поровнее, чтобы не растрясти выздоравливающего. Убедившись, что его подопечный спит, Емсиль прибавил шаг и вскоре нагнал Пиглю и Воглю.
Более худой лицом и вертлявый Вогля уже примеривался дать пинка под зад своему братцу, который прикрывался руками и то ли похрюкивал, то ли повизгивал от смеха.
Лучше этой кривляющейся парочки заявить о продвигающейся по проселку телеге мог только отряд барабанщиков или полдюжины опытных, умелых трубачей.
Емсиль на ходу негромко окликнул парней, перебрасывая посох в левую руку, а правую сжимая в кулак. Угроза возымела действие. Вогля выкатил глаза и зажал ладонями рот, а Пигля скорчил страшную рожу и прикрыл руками теперь уже не задницу, а затылок.
Ну, по крайней мере, оба замолчали.
Сзади одобрительно кашлянул Дыкал.
Теперь над дорогой и сжавшим ее с двух сторон грабняком воцарилась тишина. Наверняка недолгая – насколько хватит терпения у молодых оболтусов? О чем думал вербовщик, нанявший их на армейскую службу? Сколько розог обломали о них сержанты третьего полка? И ведь ничему так и не научили!
Тихонько пригрозив близнецам, что вывернет их наизнанку, если шалости возобновятся, Емсиль скорым шагом далеко опередил повозку.
Как же хорошо шагать, не слыша криков, шума, возни! Птицы уже не поют, даже те, что не улетели на юг, но лес живет своей жизнью. Поскрипывают ветви под внезапным порывом ветра. Трепещет желтовато-бурая с примесью оттенков багрового листва, уцелевшая под напором осени. Время от времени лист срывается и медленно слетает на землю.
Шорохи, поскрипывания, едва слышный посвист ветра в обнажившихся кронах создавали ни с чем не сравнимую лесную тишину. Которая вроде бы и не тишина вовсе, но и вместе с тем тишина. Любой посторонний звук выделяется из нее, словно уроженец Гронда на улицах Аксамалы. Вот как, например, эти далекие вскрики.
Что?
Вскрики? В лесу?
Емсиль покрепче перехватил посох и, застыв на месте, прислушался.
Да. Сомнений быть не могло. Исполненные страдания женские крики доносились откуда-то справа от дороги. Барнец окинул взглядом обочину: довольно пологий склон холма, но телеге не проехать – слишком близко сошлись толстые, бугристые стволы грабов.
– Что встал? Мамку вспомнил? – развязно спросил поравнявшийся с ним Вогля.
– Тише! – Емсиль сверкнул на него глазами. – Послушай лучше! А ты, – коротко бросил он Пиглю, – бегом назад! Сержантов предупреди!
– Чего предупреждать-то? – недоуменно вскинул брови парень, но тут крик повторился. Лицо вельзийца вытянулось, и он без лишних слов трусцой побежал по своим следам обратно.
– Кто бы это? – подозрительно побелевшими губами проговорил Вогля.
Емсиль пожал плечами.
«Откуда же мне знать? – подумал он. – Но вот тому, кто заставляет женщину так кричать, я бы голову открутил. Это точно…»
Продолжая прислушиваться, он осторожно шел вдоль обочины дороги. Пальцы сжимали дубину так, словно вот прямо сейчас кто-то выскочит из подлеска и набросится на них с Воглей.
Торопливо приблизились Батя и Дыкал. Оба серьезные, сосредоточенные, на поясе у каждого меч, в руках – арбалет.
– Сорванца я телегу сторожить оставил, – непонятно зачем пояснил Емсилю Батя. – От меня и однорукого проку больше. – Он пошевелил левым плечом. Его рука, хотя и зажила вроде бы, все еще плохо слушалась и могла подвести в самый неподходящий миг. Например, когда нужно котелок с огня снять. Один раз они уже лишились и похлебки и костра одновременно. – Что тут у тебя?
– Кричат в лесу… – пояснил барнец. – Нехорошо кричат.
– Кто кричит? Ты… дык… толком говори, – требовательно произнес Дыкал.
– Кажется, женщина… – развел руками Емсиль.
– Или девка, – добавил Вогля.
– Ага! – кивнул Батя. – Из леса доносились девичьи крики, медленно переходившие в женские…
Оценить шутку по заслугам они не успели.
Страдающий крик вновь прокатился по лесу. Задрожал, отражаясь от деревьев. Емсиль готов был поклясться, что звучит он приглушенно, сдавленно.
– О! Опять! – поежился Вогля. – Что делать-то будем?
– Слышь, мужики, может, и этого до телеги отослать? – нахмурился Батя. – Пользы с него, как с козла…
– Нет! – решительно перебил его Дыкал. – Нельзя. Вдвоем они такого начудят… А тут… дык… под присмотром.
– Тогда сзади будь, – брезгливо скривился пожилой сержант в сторону Вогли. – И за железо не хватайся. Порежешься… Пошли, что ли?
– Мы в лес пойдем? – пискнул Вогля, перемещаясь за спины старших спутников.
– Нет, на речку, – ответил Батя.
– Спасать? – не унимался парень.
– Нет, по ягоды! Да замолчи же ты! – не выдержав, рыкнул на него сержант.
Они медленно зашагали по дороге. Как-то само собой вышло, что первым оказался Емсиль с посохом наперевес. Сержанты, держа арбалеты на изготовку, отставали от него на пару шагов. «Оно и к лучшему, – думал барнец. – Прикроют в случае чего». Замыкал шествие Вогля. Он ежился, озирался по сторонам и без надобности сжимал рукоять короткого пехотного меча, висевшего на поясе.
Пока они шли, крики повторились трижды. Каждый раз громче. Значит, отметил про себя Емсиль, идут они в правильном направлении. Он все прикидывал: придется ли драться? И к стыду своему, осознавал, что почти мечтает о хорошей потасовке. Раньше за спокойным и уравновешенным барнцем такого не водилось. Недаром он сказал наемнику, который уговаривал его бросить армию и записаться к ним в банду, что хочет лечить людей, а не калечить. Но сейчас… Нет, нельзя такое творить. Тем более с женщиной. Даже если она в самом деле в чем-то виновна.
Шагов через сто барнец заметил примятую траву на правой обочине. Две полоски. Явно от колес. Он глянул на ветви деревьев, нависшие в этом месте над краем дороги, и увидел то, что ожидал. Свежесодранную кору и несколько обломанных веточек.
