— А ты одну ногу на Кристи, другую — на Сотбис, — немного придя в себя, посоветовал Виктор. — Больший охват аудитории выйдет… Одна нога здесь, другая там.
— Точно! Я как-то сам не допёр. Точно-точно, — одна нога здесь, другая там… Одна… А-а-а-ай-яяяй! Ну ты и шутник! Одна нога здесь, другая там! — Сорокин, переварив шутку, засмеялся, а отсмеявшись, погрозил пальчиком и покачал козлиной своей бородкой, типа осуждающе. — Всё же Немслепоглухер прав был, когда писал, что у тебя все шутки какие-то детские, — какие-то уж больно кавээновские.
— Какие есть, — развёл руками Виктор.
— Слушай, а за какой такой фигнёй ты, если не секрет, на этот раз отправляешься? — полюбопытствовал Сорокин, захлопнув холодильник, и тем самым, как бы закрыв предыдущую тему.
— Ну, Володь, какие могут быть от тебя секреты. Жан говорит, что за Золотой Пулей.
— Для Чёрной Жабы?
— А для кого же ещё.
— Именины сердца! А что это такое будет — Золотая Пуля?
Виктор, если бы даже и знал ответ на этот вопрос, не успел бы ответить, — в прихожей случился невероятный тарарам.
— Лапы не забудь ему протереть! — зычно, будто посреди леса стоял, и каким-то не совсем своим — нарочито грозным — голосом сразу скомандовал Сорокин, а затем ещё и под нос себе ворчливо проронил: — Опять, небось, грязи с улицы понаприпёрли…
— Кто там? — спросил Виктор. — Семья?
— Нет, — замотал седой гривой Сорокин, — Ирка с девоньками у друзей… В Испании. Отправил от греха. Сам понимаешь, — такие времена… А это, — он махнул в сторону прихожей, — это родственники подкузьмили. Прислали троюродную племянницу. Типа за мной приглядывать… А-а-а! Седьмая вода на киселе. Троюродному забору двоюродная плетень… Не знаю, честно говоря, как теперь от неё избавиться.
Сорокин сморщился так, словно зуб у него заныл. Или даже два. Виктор, увидев эту отчаянную гримасу, сочувственно поинтересовался:
— Что, сильно девчонка мешает?
— Ещё как! Хрен сосредоточишься, — с утра до ночи песни свои орёт дурным голосом. Мне тишина для работы нужна, а тут… Ещё и этот её конь. Конечно, мешает.
— Кто мешает? — с вопросом на пороге кухни нарисовалась светловолосая девочка-подросток, — впрочем, можно сказать, что уже вполне взрослая девушка. Просто русые волосы, как известно, они всех молодят. Даже совсем молодых.
Так что, да, — девушка.
И, надо заметить, современная девушка: узкая маска чёрных защитных очков; кофточка, не прикрывающая пирсинга в пупке; короткая, очень короткая кожаная юбка; тяжёлые боты на рифлёном ходу; неформально длинный белый плащ, который вовсю контрастировал с её плотным уличным загаром.
На лицо девушка была, пожалуй, даже мила, а фигурой стройна необычайна. Единственное, что её портило, так это некоторая подростковая резкость в движениях. Но это, как известно, проходит. Во всяком случае, Тургенев, знаток всех этих дел, писал, что проходит.
— Мешалка мешает, — тем временем буркнул Сорокин девушке в ответ.
— А-а-а, — протянула она, — а я думала…
— А ты, поменьше думай, — раздражённо, и как показалось Виктору, излишне грубо, посоветовал Сорокин племяннице.
В этот момент между её ногой и косяком двери на кухню ртутью протиснулся молодой доберман. Первым делом псина рванулась, пробуксовывая лапами по кафельному полу, к своей миске. И стала жадно лакать воду. Напившись, радостно подскочила к Сорокину, но получила тычок в нос. Тогда, нет, так нет, — развернулся и метнулся к Пелевину. И виляя бывшим хвостом, подставила свой породистый череп под его правую руку, — чеши здесь, добрый незнакомец! Виктор почесал.
— Дюк, отстань от человека! — рявкнул Сорокин.
— Да ладно, — был не против приласкать животину Виктор. Он любил собак. Он не любил помидоры.
— Дядь Володь, а пожрать что-нибудь есть? — спросила девчонка и, не дождавшись ответа, направилась к холодильнику.
Виктора при виде того, как она его открывает, передёрнуло.
— Подожди ты, — попытался остановить её Сорокин, — Видишь, гость у нас. Познакомься. Это Виктор Пелевин. Виктор Олегович. Знаменитый писатель.
— Знаю, в школе когда-то проходили, факультативно, — не оборачиваясь, пробурчала девчонка, открыла холодильник и вытащила из его чрева полпалки сервелата.
Пёс тут же отвалил от Виктора и пошёл вприсядку у ног хозяйки.
— А это вот чудо, Витя, зовут Йоо, — представил Сорокин племянницу.
— Очень приятно, — кивнул воспитанный Виктор.
Самой Йоо было по барабану приятно там Виктору или нет, — она уже делила найденную пайку с не менее голодным, чем она сама, псом.
— Никакой культуры, — посетовал Сорокин.
— Кто бы говорил, — огрызнулась Йоо.
— Интересное у тебя имя, — сказал Виктор, ещё не определившись, как на неё реагировать.
— Имя, как имя, — пробурчала Йоо.
— Это её отец-сумасброд так обозвал, — пояснил Сорокин.
— А кто у нас папа? — чисто из вежливости поинтересовался Виктор.
— Папа у нас по нефти, — доложил Сорокин. — Чапа Уркин. «Йошкар-Ола-ойл», — слышал?
— Ну, что-то такое вроде, — неуверенно протянул Виктор.
— Вот всё из-за нефти-то и случилось… Когда все эти заморочки с «Юкосом» начались, когда Ходорковского прессовать начали, тогда Чапа ей имя новое и организовал, — Сорокин кивнул в сторону племянницы, яростно разрывающей колбасу крепкими молодыми зубами, — Раньше её, вообще-то, Наташкой звали.
— А причём здесь «Юкос»? — искренне не понял Виктор.
— Как это причём! Как это… Когда «Юкос» равноудаляли, всем же страшно было, особливо тем, кто в аналогичном секторе, — у кого, так сказать, руки по локоть в нефти. Вот ейный папаша тогда с перепуга и учудил… такой вот… упреждающий ход…
— Конём?
— Ага, — кобылой степной… Если уж сам Ходорковский попросил Высокий Суд Да Дело считать его Ходхоббитским, то что уж об остальных говорить. А Чапа… Он же хитрый азият — Чапа-то наш. Чтобы подобных наездов избежать, стал срочно позиционировать свой бизнес как самый что ни на есть прозрачный. Как честный-пречестный… Для начала пропиарился, конечно, всячески. Далее по известной программе. Все задницы государственные обцеловал, обозначив лояльность. Погонам: кого можно — припугнул, кому должно — откатил, с кем возможно — перетёр. Потом о своих социальных начинаниях объявил. Громко-громко так. С экрана, в прайм-тайм, — как положено. Ну там, — даёшь Фонд содействия фонду поддержки фонда помощи детям-сиротам! Сам понимаешь… Ну а для закрепления в общественном сознании своей пушистости, Чапа одного музыкального продюсера напряг. К Наташке, к будущей нашей Йоо, его приставил. Разю Громова. Не слыхал? Да что ты! Парень — просто волшебник. «Честная Йоо», — помнишь такой хит?
