В руках его была дощечка в палец толщиной, аккуратно стёсанная на ровный круг поперечником в локоть. Одна сторона её была гладкой и одноцветной, другую сплошь покрывала инкрустация из чередующихся правильных шестиугольников трёх цветов. Жуга нахмурился и протянул за нею руку.
– Ну-ка, дай сюда.
Он повертел дощечку в руках. Царапнул ногтем край мозаики и хмыкнул – шестиугольнички сидели как влитые, под пальцем не ощущалось никаких неровностей. Полированная поверхность блестела, словно залитая в лак.
– Тонкая, однако, работа, – пробормотал Жуга, – как соты пчелиные, – он поднял взгляд на Телли. – Чёрный, белый и… Какой ещё?
– Ты что, не видишь? – удивился тот. – Красный.
Травник невесело усмехнулся.
– Я не различаю красное и зелёное, – сказал он.
– Это как? – не понял Телли. – Почему?
– Не знаю. Таким уж я уродился, – он снова повертел в руках дощечку. – Интересно… Смотри – ни один не касается другого такого же.
– Красивая штука, – согласился по-своему Телли. – Я её под столик приспособлю.
Жуга кивнул и с некоторым чувством сожаления положил дощечку обратно на полку. Вдоль спины его пробежал знакомый, нехороший холодок. Травник нахмурился, но ничего не сказал и вернулся к работе.
Наконец в комнате стало посвободнее. Кое-что из вещей травник унёс вниз и разместил на полках над прилавком, чтобы были под рукой, а остальное утащил в чулан. На доску Телли водрузил горшочек с пересохшим деревом, полил его водой и поставил всё сооруженье на каминную полку.
– Авось зацветёт.
Наверху странник развернул рогожу и разложил на ней сушиться собранные утром травы, после чего достал припрятанный кусок холста, иглу и принялся сооружать себе тюфяк. Телли ещё некоторое время повозился с тряпкой, затем залил в котёл воды, разжёг огонь и только расположился отдохнуть, как в дверь нетерпеливо постучали. Жуга помедлил и пошёл открывать.
Стоявший на пороге незнакомец был высок и небрит. Старый выцветший мундир и кожаная куртка под кирасу за версту выдавали в нём солдата из наёмников. За поясом торчал короткий дирк[5] в потёртых кожаных ножнах, за спиной болтался мешок.
– Ну наконец-то! – хрипло воскликнул пришелец вместо приветствия. – Стучу, стучу… Эрих я. Тута, помнится, старик когда-то торговал. Где он?
– Рудольф? Он закрыл свою лавку, – ответил Жуга. – Насовсем.
– Во как! Гм… Слышь, малый, помоги – с обозом еду завтрева, дорога дальняя, а я огниво потерял, а могёт, вытащил кто. А нужно – хоть зарежь. А поздно, лавки все позакрывались, а выезжаем рано, а дай, думаю, зайду к Рудольфу, отоварюсь на дорожку, хорошо, что вспомнил.
– Говорю же – он больше не торгует.
– Чёртова задница, те что, кресала жалко?! – вспылил солдат. – Я ж те толкую, что я без его как без рук – ни костра разжечь, ни трубку раскурить! Неужто сам не понимаешь? Выручи, рыжий! Ну что тебе стоит?
Жуга почувствовал себя неловко, тем паче, что как раз в этот момент ему вдруг вспомнилось, что в вещах старьёвщика он действительно видел трут и огниво.
– Погоди минутку. Схожу, посмотрю, – сказал он и направился к полкам.
Кресало отыскалось на одной из полок, куда они с Телли сложили всё, что могло пригодиться в хозяйстве. Поразмыслив, Жуга сунул в мешочек кусок трута и вернулся к солдату.
– Держи.
– Ну, спасибо, выручил! – солдат заглянул в мешочек и полез в кошель. – О, да ты и трута положил! За сколько? Пяти менок хватит?
– Хватит.
Солдат отсчитал монетки и сунул покупку в карман.
– Бывай, – сказал он и, фальшиво насвистывая, зашагал прочь.
Вскоре вернулся Рудольф с корзинкой, полной всяческой еды – Жуга с утра оставил ему денег. Старик с неодобрением оглядел разложенные на полу пахучие листья и поднялся к себе наверх.
– Уже перетаскали всё? – воскликнул он, заглядывая в комнату с полками. – Какого чёрта, вы что, меня подождать не могли? Где вещи?
– В чулане.
– Все?
– Да нет, вон тут, на полках кое-что…
Рудольф принёс откуда-то большой мешок, без разговоров сгрёб в него все те немногие предметы, которые травник оставил в нижней комнате, и уволок в чулан. Не тронул старьёвщик одни лишь бутылки.
– Так будет лучше, – не дожидаясь вопроса, хмуро сказал он. – Итак, что у нас сегодня на ужин?
***
Шли дни. Постепенно осень вступала в свои права. Всё, что отцвело, обильно плодоносило, всё то, что не успело – быстро доцветало. Жуга вертелся, словно белка в колесе. Каждый день он уходил в лес, стремясь собрать как можно больше трав, а иногда ходил по городу, прикупая в лавках всякую всячину. То ему был нужен для чего-то рыбий жир, то молоко, то воск, то мёд, то яйца. То вдруг он принимался чуть ли не мешками закупать на овощном рынке чеснок, подсолнечное семя или конские каштаны. Затем повадился таскать в дом уксус, купорос, поташ и негашёную извёстку. Прикупил ещё одну бутылку водки. Подговорил зачем-то рыбаков привезти ему с моря толстый, желтовато-коричневый шмат сушёных водорослей. А однажды ему вдруг позарез понадобился свиной жир и чтобы непременно – нутряной. В доме старьёвщика теперь постоянно пахло мягкой прелью подсыхающих листьев, всюду, вплоть до чердака, сушились всяческие травы, дикие плоды и длинные, на дратве, ожерелья резаных грибов. Разнообразные бутыли на полках быстро наполнялись тёмными и светлыми настоями, декоктами и взварами. Телли тоже не сидел без дела – высушенные травы требовали надлежащей обработки, а в лавке у Рудольфа весьма кстати отыскалась большая бронзовая ступка с бронзовым же пестиком.
– Давай, давай, – подбадривал его Жуга. – Зимой отдохнём.
Рик вертелся у всех под ногами, всё время что-то опрокидывал, разбивал и частенько валялся в сохнущих листьях. Последнее дело ему особенно полюбилось. Жуга сперва гонял его, затем махнул рукой и соорудил для дракошки отдельную подстилку, свалив туда все травы, что испортились в процессе сушки (испортились они, само собой, благодаря тому же Рику).
Вся эта суета не осталась незамеченной, и слух о травниковой лавке постепенно распространился по городу. Пару раз наведались больные. Жуга не стал их гнать и в меру сил помог. Вдобавок, Телли пробежался по аптечным лавкам, и кое-кто из местных фармацевтов не погнушался зайти к Жуге посмотреть товар. В лавке завелись кое-какие деньжата, и вскоре началось то, о чём предупреждал травника Рудольф.
В то утро заявился лишь один посетитель – парень лет двадцати, мордастый, в сером добротном полукафтане и хороших башмаках. Щека его была перевязана грязной тряпкой.
– Ты тут, знахарь который? – позвал он с порога.
Жуга снял пену с варева и поднял взгляд на гостя. Вытер руки.
