Белый кот поклонился, и рыцарь вышел из гробницы в пустыню. Тринадцать дней шел он в песках, а на четырнадцатый день пришел в город и направился прямо к принцессе, в ее дворец.
Она закричала, когда узнала, что третий рыцарь вернулся. Она выбежала к нему без парика — лысая, как яйцо.
— Она моя? Гробница моя?
— Нет, госпожа. Не ваша.
Лицо у принцессы все сморщилось, как будто в единый миг она постарела еще лет на десять.
— Но что там, в этой гробнице? — закричала она.
— Там кот, который урчит, если его погладить, — сказал рыцарь.
И тут принцесса набросилась на него, чтобы задушить голыми руками, но волнение было слишком сильным, ибо обычно все зло за нее творили другие — по ее высочайшему повелению. Она упала замертво, а третий рыцарь вышел из дворца и прожил безбедно и счастливо еще много лет.
Но однажды рыцарь случайно увидел в окно нищего мальчика-прокаженного и вышел позвать его в дом, чтобы накормить. Но мальчик не обратил на него внимания и прошел мимо. Но тут кое-кто из соседей решили закидать несчастного камнями — потому что он был прокаженным, нищим и невинным. Но старый рыцарь их разогнал и не дал совершиться злу. Он дошел вместе с мальчиком до городских ворот, защищая его от нападок недобрых людей. Но мальчик пошел в пустыню, и рыцарю показалось, что не надо его удерживать или идти за ним — теперь пустыня о нем позаботится.
И так и случилось. Вороны спустились с небес и накормили его сладким медом. А из-под раскаленных камней истекались ручьи прохладного молока.
Ветер пел мальчику песни и ласково подгонял его вперед, а солнце с луной указывали дорогу.
На пятнадцатый день, на закате, он дошел до горы, которая как голова великана, и задержался всего на миг, чтобы взглянуть в озерцо, но он не понял того, что увидел в воде. Свет заходящего солнца, как путеводная нить, провел его в сумрак гробницы.
В резном коридоре узоры на стенах ожили и сошли со стен. Резные фигурки сняли с мальчика грязные лохмотья, омыли его чистой водой и умаслили его кожу ароматными бальзамами. В пещере из розового мрамора золотая голова улыбнулась, не проронив ни слова, и закрыла глаза.
Мальчик даже не посмотрел на стены, испещренные драгоценными каменьями, и в пещере из черного мрамора он не смотрел на сокровища в золотых чашах — он прошел прямиком к пьедесталу, где сидел белый кот, и кот заурчал и потерся о его руку.
— Все для тебя готово, — сказал белый кот на языке, который, может быть, был человеческим, а быть может, и нет. — Иди за мной.
Кот провел нищего мальчика в третью пещеру. Она была вся из зеленого нефрита, отделанная бериллами и рубинами, а в центре пещеры стояло ложе дивной красоты — из черного дерева, в форме льва.
— Ложись, дитя, ибо ты скоро заснешь и будешь спать, — сказал кот. — Здесь тебе будет покойно и безопасно. А я буду хранить твой сон, как я хранил твое ложе, пока ты не пришел.
И мальчик улегся на ложе из черного дерева, а кот лег рядом.
— Давным-давно, — сказал кот, — жил на земле юный бог, который был сыном великого Бога, и был он таким добрым и совершенным, что многие люди любили его беззаветно, но многие и боялись. И в конце концов — потому что каждое его слово было таким удивительным и весомым, что немногие в этом мире могли выносить груз такого чудесного знания, — люди схватили его, и избили плетьми, и убили, и юный бог умер в агонии, осмеянный теми, кого он пришел спасти. И все-таки, умирая, он их простил. Он пообещал, юный бог, что он воскреснет во плоти и вернется из царства смерти, дабы доказать, что смерть не властна над тем, кто не признает ее власти. И вот он умер, и прошел по всем кругам ада, и демоны поклонились ему, ибо любили его даже больше, чем его всеблагого Отца. А потом он воскрес во плоти, и проснулся в своей гробнице, и запечатанный вход был уже распечатан — дабы он, юный бог, беспрепятственно вышел обратно в мир и показался людям. Но он лежал, изможденный, в сумраке усыпальницы и не хотел подниматься с ложа. Он сказал: я умолял, пусть минует меня чаша смерти, но я испил эту чашу до дна. И теперь я прошу снова: избавь меня от этих последних трудов во плоти. Я устал. Я и так сделал немало.
Мальчик улыбнулся на ложе из черного дерева, и кот улыбнулся тоже — как улыбаются кошки. Потом он продолжил:
— И пока юный бог думал такие думы, случилось так, что к нему в открытую усыпальницу забрел кот. Кот не боялся — коты, они любопытные звери, — и, увидев сияние души юного бога сквозь его бренную плоть, кот запрыгнул к нему на ложе и встал, глядя ему в глаза. И глядя на милую пушистую мордочку, юный бог подумал: в мире по-прежнему есть красота. Кот дернул хвостом, и кончик хвоста легонько мазнул по губам юного бога. И бог подумал: в мире по-прежнему есть нежность. Кот пододвинулся ближе и стал вылизывать юному богу волосы, слипшиеся от грязи и крови. И бог подумал: в мире по-прежнему есть доброта. Но тут кот случайно наступил ему на горло лапой и оцарапал его когтями. И бог узнал это прикосновение и сказал вслух: «И в мире по-прежнему есть боль. Я должен вернуться». И он поднялся со смертного ложа и вышел наружу, в цветущий сад.
Мальчик улыбнулся и так — с улыбкой — и умер, спокойно и безмятежно, без боли и страха, и белый кот лежал рядом с ним на ложе.
А над пустыней разразилась гроза. Небо сделалось черным, как ночь. С вершины горы обрушился камнепад, и завалил вход в пещеру, и гора уже не была как голова великана — она стала просто горой, бесформенной, дикой и тихой.
А в воде озерца перед гробницей осталось отражение нищего мальчика — лицо как чистейшее золото, в короне из роз, у которых нет острых шипов. Но когда тьма рассеялась, отражение потускнело и растворилось, осталась только вода — чистая как слеза.
Последняя сказка была очень длинной, и рассказ занял немало времени.
Может быть, несколько дней и ночей. Может, полгода. Но когда сказка закончилась, ночь тоже закончилась — звезды закрыли сияющие глаза, а небо на востоке окрасилось алым.
— Это несправедливо, — сказала Марисет. — Ты к нам несправедлив.
— Все-таки это была добрая сказка, — сказала Аннасин. — В основном добрая.
— Но вы решили, что следует сделать с людьми из деревни? — спросил Стрела.
Марисет зевнула.
— Пусть на них обрушится небо, — сказала она.
А Аннасин сказала:
— Пусть они сгорят в огне, как сгорели мы.
И обе весело рассмеялись.
А Стрела сказал:
— Может быть, будет гораздо забавнее показать свою власть над ними и заставить их радоваться?
— Ты ненавидишь Бога? — дерзко спросила Марисет.
— Я смею его любить, — ответил Стрела и покраснел, как краснеют кошки, и это было заметно даже сквозь черную шерсть. — Согласен, что это великая дерзость.
