— Гарри! — крикнул он, приоткрыв дверь.
Спустя минуту вошёл тот самый пилот, который недавно вёз Илану и сестру Агату на автолёте. Только сейчас он явился не в полицейской форме, а в сером халате, неся лоток с медицинскими инструментами.
— Гарри у нас мастер на все руки, — доверительно сообщил Илане Отто Грундер. — Недаром же он в полиции работает. Уж он-то знает, что там не брезгуют никакими методами.
— Шеф, я не уверен, что на неё подействует, — сказал Гарри, набирая в шприц прозрачную голубоватую жидкость. — Нелюдь — она и есть нелюдь. Старушенция от газа сразу отрубилась, а эта сидит, как огурчик. Пришлось пустить туда слоновью дозу…
— Давай сначала попробуем, — нетерпеливо поморщился Грундер, — а уж потом будем делать выводы. Не подействует — попробуем что-нибудь другое.
— Расслабься, детка, — улыбнулся Гарри, взяв Илану за руку.
— Заткнись, болван.
— Ну и характер у девчонки!
— Ничего, сейчас она станет посговорчивей, — пообещал своему помощнику Отто Грундер.
Инъекция была совершенно безболезненной. Илана даже почувствовала что-то вроде прилива бодрости. Страх улетучился.
— Итак, дорогуша, — ласково обратился к ней Грундер. — Что же всё-таки произошло с твоей бабушкой?
— Её убили, — ответила Илана. — Какие-то уличные бандиты.
Почему бы и не сказать правду? Полиция всё равно всё выяснила.
— Когда?
— Следователь говорит, что с тех пор прошло больше месяца.
— Тогда кто всё это время жил с тобой в доме? Соседи считали, что это была Полли Стивенс, но ты ведь знаешь, что это не так.
— Да, я чувствовала, что это не бабушка. А вот кто это — я не знаю.
— А почему ты не пыталась это выяснить?
— Боялась. Если бы узнали, что бабушка мертва, меня бы отправили в приют, а так… Может, это был и демон, но он же не делал мне ничего плохого.
— Ты боялась узнать правду?
— Да, пожалуй. Я не хотела об этом думать. И так всё было плохо. Таддеуш заболел, и… вообще.
— Кстати, о Таддеуше, — Отто Грундер присел на краешек постели и взял Илану за руку. — Что с ним случилось? Что произошло, когда вы с ним в тот вечер гуляли? Ведь ты же чего-то испугалась.
Илане вдруг ужасно захотелось рассказать о том, что произошло в тот ужасный вечер. О блужданиях по ледяному замку, о снежной равнине, где она увидела странного незнакомца с мечом. Она уже так устала держать всё это при себе. Она устала от всех этих тайн. Человек, поглаживающий её руку, был так ласков. Он ей непременно поможет. Он же сказал, что будет обращаться с ней, как с любимой дочерью… Кстати, кажется, у него уже есть дочь. Ну конечно! Снежана Грундер. Довольно мерзкая тварь. И её папаша тоже… Но он же хочет ей добра… А хочет ли? Зачем он всё это спрашивает? Ему нужна её тайна. Он хочет освободить её от тайн… Нет, он не хочет её освободить! Тогда бы он не стал надевать на неё ошейник. Он хочет знать правду, но если он её узнает, будет только хуже.
— Ну, и чего ты тогда испугалась? В тот вечер.
— Таддеуш сосал конфетки. Те самые. Дьявольские… И мне тоже дал. Он действительно вёл себя странно, потому что много их съел. Я испугалась, что он совсем свихнулся. Говорят, если есть эти конфеты, в тебя может вселиться дьявол, вот я и подумала, не вселился ли в него какой-то злой дух. Но я боялась об этом рассказывать — нас же могли наказать.
Илана почувствовала лёгкую головную боль.
— Так вот чего ты боялась? — снисходительно улыбнулся Грундер.
— Да.
Головная боль усилилась. Илана вдруг поняла, что всё пройдёт, если она перестанет лгать. Она никогда не верила, что из-за этих дурацких конфет в человека может вселиться дьявол. Она прикинулась дурочкой, чтобы обмануть Отто Грундера. И тут же была наказана головной болью. Всё было хорошо, пока она говорила правду. Надо говорить только правду, тогда всё будет хорошо… Нет, нельзя говорить этому человеку правду! Нельзя! Потому что тогда будет ещё хуже.
Впрочем, Отто Грундер выглядел весьма довольным.
— Как видишь, всё в порядке, — сказал он Гарри. — Больше не надо.
Он ей поверил! Ведь она призналась в том, что скрывала от других. Про «дьявольские» конфеты она не рассказала ни родителям Таддеуша, ни тому типу из Комитета контроля, который беседовал с ней в кабинете директора. И Отто Грундер это знал.
— Не бойся, никто не будет тебя наказывать за эти конфеты, — улыбнулся он. — А чего ты ещё боишься?
— А вдруг в меня тоже вселился дьявол? Все и так говорят, что я нелюдь.
«Да, я нелюдь, — думала она, стараясь не обращать внимания на усиливающуюся головную боль. — Я нелюдь. Я не поддаюсь этому лекарству! То есть поддаюсь, но не совсем. Я могу себя контролировать! Я могу говорить неправду. Он должен мне верить. Надо врать так, чтобы он мне верил, а то они увеличат дозу…»
— В такую хорошую, честную девочку никогда не вселится дьявол, — заверил её папаша Грундер. — Но ты должна обещать, что больше никогда не будешь сосать эти конфеты.
— Обещаю.
— Вот и хорошо. А теперь ты расскажешь мне, как тебе удаётся творить чудеса.
— Какие?
— Ну, например, переносить по воздуху тяжёлые предметы. Делать так, чтобы они исчезали в одном месте и появлялись в другом.
— Я не могу этого рассказать, — Илана надула губы, изображая упрямого ребёнка.
— Даже мне? Ты мне не доверяешь?
— Доверяю, но… Они мне запретили.
— Кто — они?
— Ну… Я точно не знаю, кто они такие, — фантазия Иланы лихорадочно работала, вызывая новые приступы головной боли. — Это такие существа… Может, духи. Я иногда их вижу.
— А как они выглядят?
— Они почти прозрачные. И какие-то бесформенные. Видно только их глаза — большие и такие… сияющие. А всё остальное — всё равно что прозрачная косынка, которая болтается в воздухе. Это они переносят предметы. И вообще делают то, что я прошу.
— Всё, что ты просишь?
— Нет, не всё. Они не всё умеют. А иногда не хотят.
— Но ведь это они помогли скрыться Мартину Кейну?
— Ага. Они перенесли их всех в Леброн.
— А почему же тебя не перенесли?
— Я и сама не знаю. Они сказали, что я должна пока быть здесь. Они не всегда делают то, что я хочу. Они странные. Иногда вредные. Иногда мне кажется, что им просто нравится со мной играть. А когда им надоедает или что-то не нравится, они исчезают.
Головная боль стала совершенно нестерпимой.
— А с другими они тоже играют?
— Не знаю. Они и со мной уже давно не играли. Боюсь, что я им надоела.
— А почему ты так долго не хотела никому о них рассказывать?
— Я хочу, чтобы они играли только со мной! Не хочу, чтобы они дружили с другими! Не хочу!!
