Отрезвил болезненный удар по мягкому месту. Откуда его произвели, она не видела, но по ощущениям в пятой точке определила сигнальную шишку. Эл встрепенулась, привлекая к себе ненужное внимание подозрительных личностей. Один из мужчин подошёл к ней впритык, поковыряв пальцем лоскут дебелой кожи грифона
— Шо, коряпинами суваешь! — неожиданно даже для самой себя вскрикнула Алеандр, очень удачно пародируя голос своей незабвенной и горячо любимой нянюшки.
Мужчина инстинктивно отдёрнул руку и слегка отшатнулся. Видимо, воспитательница его далёкого детства еще и по рукам била, вон как ладошку поджимает.
— Напылили тута, напылили, — ворчливо проговорила девушка, пугаясь собственной наглости и бросаясь протирать рукавом висящую рядом лопатку, чтобы хоть как‑то скрыть качественный ступор, — бахтерий напушчали. Носюцца, как аглашэнныя. Людей распугвають, тавар портюць. Папка мятлу купил, а ентыя всё…
Эл осеклась, понимая, что такой бред уже не слишком вяжется с образом диковатой малолетней дурёхи. Мужик тоже взглянул на неё заинтересованно и как‑то очень подозрительно.
— … пыляць тут.
— Так значит, мы тут не первые? — моментально заинтересовался главный, что собирался расспрашивать помощника караванщика, но быстро переключился на общительную и явно недалёкую сельскую девку. — Кто‑то уже проезжал?
Взгляд у него был пытливый, нехороший с хитроватым прищуром, чем‑то отдалённо напоминающий взгляд пресловутого Воронцова, когда тот своим невероятным чутьём определял у ученика наличие шпаргалки и просто смотрел, заставляя нервничать и палиться даже при самых хитроумных тайниках и заклятьях. Эл так и представила грозного наставника, левитирующего у неё из причёски шпильки с вырезанными датами основных чародейских битв. Конфуз тогда был знатный: шпильки поддерживали три искусственных локона, к которым крепились шпоры сразу к пяти билетам. Сейчас Алеандр чувствовала себя практически так же, с той разницей, что Воронцов короткими клинками на поясе не грозился.
— Да хто тут только не ездиць! Пыляць, тавар порцюць. Мясо не бяруць, — словно сомнамбула продолжала нести чушь травница, нервно подталкивая к ближайшему мужику лопатку. — Совсем. Н — да.
— Кого‑нибудь необычного видела здесь по дороге?
— Да чё ж там необычногось то? Я тута почитай с утра стою, а мяса нихто не берёт, — Валент понимала, что заговаривается и тупит в страшнейшем варианте, но на большее с перепуга её мозг способен не был. — Вот по дороге шляются, а мяса не бярут. По рожам же вижу — жрать хотят, а не покупають.
— Кто жрать хотел? — продолжал допытываться главный с какой‑то маниакальной упорностью, что девушка невольно усомнилась в своей маскировке.
Видимо, разговор с провинциальной дурой, не блещущей красотой и кокетством (в противном случае мужчинам, как правило, до уровня интеллекта «собеседницы» дела особого и нет) остальным комуфляжникам изрядно наскучил, потому что один из них с неприятно перекошенным лицом просто схватил Алеандр за шкирку и слегка встряхнул:
— Видела здесь избитого мужика? Смуглый, тёмные волосы, жёлтые глаза, проблемы с правой рукой, возможно хромает. С ним могут быть две девки: одна на труп похожа, другая мелкая в штанах с косой.
— Штаны с косой? — удивилась Алаендр, на миг забыв про свой замечательный нянюшкин говор.
В ответ её снова встряхнули. Главный в их отряде, если и был недоволен самоуправством, то виду не подавал, дабы не компрометировать собственные командирские способности.
— В — видела, т — тутка, — Эл неопределённо махнула рукой, так яростно стуча зубами, что грозила ненароком откусить себе кончик языка. — Недалече, за лесом поди уже будет. Мы как с мамкой по черницы ходили…
Как же она врала! Как врала! Вдохновенно, с размахом и спецыфектами, картинно заламывая маленькие пальчики, хлопая глазами и мимикой изображая ландшафт. В яркой красочной истории всплывала суровая судьба обычной сельской девки Аглевтины, что была насильно выдана замуж за нелюбимого и диковатого лесничьего, и с горя разродилась ему семью дочками. Повествовалась тяжёлая доля начинающих торговцев, что вынужденны ложить здоровье на алтарь прибыли. Фигурировала мерзкая тётка Мая, что выдаёт скисшее молого за брынзу из далёкого аула, староста, болеющий подагрой, что продаёт палёный самогон, и жуткий несчастный кабыздох Лёксик, ничем, кроме имени, не примечательный. Трагения разыгрывалась воистину эпохальная и достойная внимания слушателей: травнице даже почти удалось всплакнуть в особо печальных моментах. При этом через каждую фразу сквозила реклама продоваемого мяса, поскольку девушку на этой теме серьёзно заклинило от волнения. Юная Валент, обделённая в ученичестве вниманием со стороны наставников и однокашников к своим многочисленным, взлилеянным в поместье талантам (увы, в число популярных девочек ни она, ни Танка никогда не входили), остро переживала моменты своего сценического триумфа, стараясь выложиться по полной, и настолько переигрывала, что стала казаться естественной.
Араон лишь с открывал и закрывал рот в безмовном и чрезвычайно глубоком замешательстве, здорово смахивая на глубоководного карпа. Яританна удивлялась скорее преодолению привычного смущения, поскольку артистизм давнего компаньона по играм в зеркало и заговор для неё в новинку не был. На всех спонтанных посиделках и запланированных пирушках их тондем неизменно проводил остальных почти в любой застольной игре, заслугой в этом был пародоксальный артистизм травницы и убеждённая трезвость духовника.
Вот только сейчас была отнюдь не мирная игра в подвыпившей компании. Травница почти горела, воображение начало зашкаливать, путаясь в дебрях демонической паутины уже нагороженной лжи, сочный выговор всё чаще терялся, заменяясь то восточным акцентом, то жуткой мешаниной с имперского. Девушка белела, краснела, покрывалась мелкими неровными пятнышками и начинала заикаться. Наконец, терпение комуфляжников истекло или они просто запутались в обилии подробностей.
— Пойдём, — один из мужчин нервно дёрнул за плечо вцепившегося в Эл камуфляжника.
— А мясо‑то как‑то? — возмущённо вскрикнула девушка, забыв выйти из образа, и тут же недовольно закусила щёку, чуть не плача от обиды: ей бы радоваться, что опасные путники от неё наконец отстали, а она снова к себе внимание привлекает.
— А что с мясом? — подозрительно уставился на неё очень неприятный человек, являющийся по совместительству главой этого подозрительного отряда.
— Так спортитьcя ж! — совсем потупилась Алеандр, уже выписывая себе мысленно последние строки эпитафии. — Пришли тута, отвекають, отвлекають. Вун мужик тот, что мимо проходил побитый весь в плаще странном, тоже отвлекал, а ничего не купил.
