— Хорошо, — невозмутимо сказал воин. — Будьте добры, пропустите наших коней. И прошу вас, примите для вас и ваших солдат немного рисовой водки, которую мы привезли в качестве скромного дара тем, кто защищает нас здесь. Возможно, она лучше, чем ваша.
Лучше? Другой она и быть не может, потому что проклятые солдаты Седьмой армии, которые стояли здесь раньше, уходя на юг, забрали с собой всю выпивку и большую часть запасов еды! Конечно, Тадзэк послал доклад насчет припасов, как только они прибыли сюда. Он ждет провизию с запада, уже завтра, если повезет. С другой стороны, солнце садится и впереди их ждет сухая ночь.
Он кивнул трем всадникам в черной одежде, потом солдату рядом. Тот отрывисто отдал команду. Засовы ворот отодвинули. Тяжелые створки распахнулись внутрь, медленно. Отец и сын богю подождали, затем въехали вместе со своими конями. Три коня, увидел Тадзэк, и впрямь были меньше остальных.
Тадзэк по-прежнему не знал, как каньлиньские воины переправили послание, заказ на трех лошадей, через Стену этим изгнанникам-богю. Это было непонятно. Он пытался решить, имеет ли это значение.
И решил, что не имеет. Не его проблема.
Он посмотрел вниз и увидел, что трое каньлиньских воинов спешились и передают фляги с вьючной лошади в жаждущие руки его собственных солдат.
— Не открывайте их, пока я не спущусь! — крикнул он.
Ему надо пересчитать и оценить подарок, прикинуть, как это сделать. Но рисовая водка означала, что сегодня произошло хоть что-то хорошее. Единственное хорошее событие за сегодняшний день.
Тадзэк как раз поворачивался, чтобы спуститься по лестнице, когда заметил краем глаза, что в ворота прошмыгнула какая-то серая тень.
— Что это там такое?! — рявкнул он.
— По-моему, волк, — ответил предводитель каньлиньских воинов, поднимая голову.
— Он только что проник сквозь мою стену! — крикнул Тадзэк.
Воин пожал плечами:
— Они бегают туда и обратно. Мы его подстрелим, если увидим. За них назначена премия этой весной?
Иногда ее и впрямь назначали. Это зависело от того, сколько их. Но Тадзэк только что прибыл сюда. У него не хватало людей, еды, воды и вина, и он понятия не имел, что случилось с Седьмой и Девятой армиями.
— Нет, — кисло ответил он. Возможно, премия и назначена, откуда ему знать? Но ему хотелось сказать кому-нибудь «нет». — И все равно, застрелите его.
Воин кивнул и отвернулся. Все пятеро двинулись прочь, запасные кони шли на веревке вслед за большим богю с голой грудью.
Тадзэк некоторое время смотрел им вслед, с тревогой. Что-то его продолжало беспокоить, какая-то мысль на границе сознания. Потом он вспомнил о водке и быстро сбежал по лестнице. Он так и не поймал эту случайную мысль.
Когда на следующее утро показалась группа всадников богю, он приказал своим людям стрелять, как только варвары подойдут на расстояние полета стрелы. У него было слишком мало людей, и командир дуй не хотел, чтобы кочевники оказались слишком близко и заметили это.
Очевидно, они гнались за теми похитителями коней. Ну, он уже принял решение пропустить тех двоих. Командир катайской армии не показывает своей неуверенности или сомнения варварам, как и собственным людям. Так повышения не получишь, а твои солдаты потеряют доверие к тебе. Им позволено тебя ненавидеть, но они никогда не должны сомневаться в твоей компетентности.
Тадзэк смотрел, как богю отъехали за пределы досягаемости для стрел и остановились там, споря друг с другом. Он увидел, что у них собаки-волкодавы. Командир не знал, о чем они спорят, да ему было и наплевать. Он просто наблюдал за ними — со спокойным удовлетворением человека, хорошо выполнившего порученную ему работу, — пока богю не развернулись и не ускакали прочь.
Появилось два лебедя, они летели к Стене. Тадзэк разрешил своим людям развлечься стрельбой по ним. Одного они сбили.
Второй описал круг, поднялся выше и улетел назад, в степь.
* * *
Они снова в Катае. Каньлиньские воины, молчаливые, учтивые, с наступлением темноты доставляют их в гостиницу. Ли-Мэй видит горящие факелы и фонари, слышит музыку. Слуги с поклонами отводят ее в комнату со стенами и кроватью, она купается в нагретой жаровнями купальне, в горячей воде, и ей помогают служанки. И она плачет, пока они моют ей голову.
У нее дрожат руки. Девушки сочувственно цокают языком при виде ее ногтей и пальцев, а одна из них долго работает щеткой и пилочкой, стараясь сделать все, что в ее силах. В это время Ли-Мэй тоже плачет.
Она по-доброму поддразнивают ее, стараясь заставить улыбнуться. Говорят, что не смогут накрасить ей брови и щеки, если она будет продолжать плакать. Ли-Мэй трясет головой, и они оставляют ее лицо не накрашенным на эту первую ночь. Когда девушки уходят, она слышит ветер за стенами, и сознание того что он сегодня ночью так и останется за стенами, а она в это время будет спать под крышей, греет ее, подобно обещанию или теплому вину.
Ли-Мэй спускается вниз, не накрашенная, но в чистой одежде и сандалиях, и сидит вместе с каньлиньскими воинами в павильоне для трапез. Они разговаривают вежливо и учтиво. Один обращается к ней по имени.
Они знают, кто она!
На какое-то мгновение Ли-Мэй охватывает ужас, но потом она понимает, что если бы воины в черном намеревались ее разоблачить, открыть ее истинную личность, они бы сделали это у Стены.
— Вы отвезете меня на гору Каменный Барабан? — спрашивает она.
Их предводитель, старший по возрасту, кивает.
— Все обоих, — отвечает он. И добавляет: — Моя госпожа.
— Откуда вы знаете, кто я?
Почти незаметное колебание.
— Нам сказали, — говорит он.
— Вы знаете, кто со мной? Кто он такой?
Кивок.
— Его тоже хотят видеть на Горе.
Ли-Мэй осознает, что перед ней стоит чашка. Она делает глоток, осторожно. Она уже давно не пила рисового вина.
— Почему? — спрашивает она.
Каньлиньские воины переглядываются. Женщина очень красивая, думает Ли-Мэй. У нее в волосах серебряные шпильки, вечерние.
Старший воин отвечает:
— Вам расскажут, когда вы приедете. Ответят на ваши вопросы. Но вам известно, что когда-то ваш брат был среди нас.
Значит, это Тай, думает Ли-Мэй. Это снова Тай, даже так далеко. Один брат отправил ее в ссылку, другой возвращает ее домой.
— Он нам сказал, когда покинул гору Каменный Барабан, что некоторые из вас… некоторые не…
— Некоторые были недовольны, это так, — подтверждает предводитель воинов. И улыбается.
— Не каждый приехавший на Гору становится воином каньлиня, — говорит женщина. Она пьет свое вино, наполняет три чашки и жестом предлагает Ли-Мэй, но та качает головой.
