– Мой-таки сын. Понимаешь, куда больше, нежели тятя твой. Сказались всё же те годки на прокорме у севера. Нету в нём истинно нашего, вдолбили устои чуждые. Но ты мой. Значит, поможешь маме?
Мороз спешно закивал. Он не понимал, причём тут тятя и проверка мудрости, но готов был на что угодно, лишь бы рядом с мамой, лишь бы послужить пользой.
– Тогда идём. И не трусь, зайчик.
Она крепко обхватила его ладонь и повела прочь со двора, прочь от селения – в самую чащу леса.
***
На вершине горы завывал ветер, да такой силы, что пригибал к земле даже бравых богатырей. Потому-то Чернолесье не жаловало гостей в такие лютые дни. Однако Горние Князья не испугались происков Богов и собрались все вместе. Утопая в снегу, они полукругом сгрудились возле костров, как можно дальше от крутого обрыва. Будто бы впервые их объединяло что-то, но разве возможно такое? Десятки столетий не видали меж ними ни намёка на мир и единство.
Мороз не понимал, зачем тятя повёл с собой, но куда больше волновался сейчас о другом – почему маму связали, почему вели как какую-то израдицу? Она голыми ступнями волочилась по снегу, в тонком платье тряслась от ветра и холода, а никому даже дела не было! Ей нельзя мёрзнуть, нельзя хворать снова! Но как бы Мороз не порывался, как бы ни уговаривал тятю, ему не дозволили подойти, ни на шаг ближе. Крепкая рука впилась в плечо.
– Вы уверены? Вспять уже не повернёшь ничего, так ли вам нужна её отплата? – Балий обращался к каждому.
Мороз же не слушал взрослых разговоров, скучных и неясных. Он вглядывался пристально в волхва и не понимал, что с ним стало. Как сейчас помнился первый и единственный раз в Чернолесье. Тогда тятя разжалобился и позволил им с (брат) поехать тоже. Встречающий мужчина был весёлым и добродушным, полным ласки ко всем ним, ко всему живому, и оставил после себя лишь приятные чувства. Но тот, кто сейчас стоял здесь, казался кем-то другим, неудачной подменной. Ведь вместо пышущего силой мужчины, тяте под стать, Балий превратился в немощного старика: иссохшего и поседевшего. Вместо былого света и теплоты в нём поселились тоска и тьма.
– …я пытался помешать, Боги свидетели! Впредь вы сами в ответе за своё, я лишь бездушное оружье, –и возведя ладони к небу, вознёс громогласно. – Да будет осуждена Княжна Чёрного Утёса, Морена (отч) за свершенные ею деяния, да будет наказана по воле Богов и их избранников! Княжна поддалась запретным тёмным знаниям и воссоздала обряд, уже единожды едва не приведший к концу всея живого. Она вообразила избавить мир не только от неключимых, но и от ведающих; возжелала встать во главе иного порядка, властвовать единолично. Сегодня нет противодействия этим чёрным заговорам. Сегодня порождённые злобой нечистые разнеслись по княжествам, по лесам и полям. По всем землям. В присутствие её Властителя и мужа, примем решение. Кто возьмёт первое слово?
Заслышав имя матери, Мороз встрепенулся. Смысл с трудом доходил до него. Да как могли они говорить такое?! Мама не сделала ничего плохого! Она просто хотела, чтобы у них всегда был дом, чтобы никто не мог разлучить и спрятать. И ничего нигде не сломалось, ничего плохого не случилось, а нечистые совсем не опасные. Врут, всё врут!
– Это ведь неправда, тятя! Почему ты молчишь?
Но он словно глух был. Ни взгляда, ни слова. Одна лишь хватка стала болезненнее. Мороз помнил, что за этим следовало, и не заметил, как весь сжался и замолчал. Но тятя продолжал недвижимо стоять рядом, не вмешиваясь в жаркие споры.
Вперёд вышли двое – мужчина и женщина. Мороз узнал их. Не только по прошедшему обряду Единства, но и по рассказам матери. Князь и Княжна Белой Вершины. Властители Севера. Теперь ясно было почему зовут льдом и пламенем, зорей и месяцем. Ведана оставалась истиной уроженкой юга и как две капли воды походила на всех них: черноволосая и черноглазая. Прищурившись, она глядела в их сторону так, словно выжидала чего-то. Так смотрят на диких зверей, пойманных в сети. А вот Он был совсем другим. Мороз с жадным любопытством хватался за каждую чёрточку. Когда ещё подпустят так близко? К самому то их Князю? Тот не славился крепостью духа, а сейчас и вовсе казался хворым – худой точно до костей и бледный как мертвец. Такой ежели меч поднимет, завалиться на бок и уже не встанет. Зато волосы его блестели золотом, а светлые глаза смотрели живо и мудро.
– От своего имени и имени своего Княжества я предлагаю заточить Морену (отч) в так ею желаемом новом мире. Не думаю, что чада, коих она создала, разберут, где их мать, а где неключимый. Рано или поздно голод возьмёт своё.
Мороз тут же утратил всякое расположение – Белый Князь никакой не мудрец, а просто дурак! В каждом выверенном слове звучала ненависть, неприкрытая и громкая.
– Мои мысли всем вам ведомы, – хмуро пробасил Родогор, Князь (). – Смерть. Пусть и этого мало будет, чтобы отплатить за наши мученья. Я стольких потерял в её происках!..
Остальные нестройным хором поддержали его. Да что с ними такое?! Почему вдруг ополчились, почему хотят навредить? Мама не врала тогда: им лишь бы захватить, уничтожить южан. Земель им мало, людей и скота. Хотят одни пред Богами представать, одни владеть дарованной силой!
Не бывать этому! Не посмеют они тронуть маму! Не посмеют решать! Он не позволит! Тятя не позволит!
Но вскинув голову, Мороз опешил. Кто же стоял рядом? Отец ли его? Властитель? Нет. Кто-то совершенно чужой и незнакомый. Во взгляде чёрном и влажном не нашёл ничего. Ни гнева, ни сожаления, ни силы… Одна пустота.
– Мы все принимаем твою скорбь. Но она может обернуться куда плачевней. Кто знает, к чему приведёт убийство ворожеи?
– Ежели твоими словами, так нам надо бы того вовсе оставить её в живых.
– Ах, вот оно что. Ужели думаешь, я тот, кто будет всеми силами сохранять ей жизнь?
Двое Князей хоть и ругались, но быстро сошлись на одном и больше не повышали голосов.
– За тобой теперь слово, Князь Чёрный. Поведай решенье своё, – волхв утихомирил пересуды одним взмахом посоха.
Все взгляды устремились на них. Мороз кожей ощущал их ненависть, опасность, таившуюся в кажущемся спокойствии и рассудительности.
– Я признаю и её, и свою вину во всём случившемся. Нельзя оправдать нас, забыть и простить все утерянные жизни. Я не отрекаюсь, ни сколько. Но и не хочу, чтобы дольше продолжались эти страданья. Моя жена утеряла рассудок, и то началось задолго до вчерашнего дня, задолго до того, как мы связали свои жизни вместе…
– Мы должны разжалобиться и слезами утереться? – как бы тихо возмутился Родогор, обращаясь к Белому Князю.
Тятя посмотрел на них и прямо ответил, держась так же твёрдо:
– Как я и сказал, зло свершилось. Но не стоит порождать ещё большее зло, ища пытку страшней и болезненней. Она уже испытала её, в мученье и забытьи волоча свою жизнь. И всё чего я прошу, это достойной смерти для неё.
– Да что же это за хворь такая? – прищурившись, вопросил Белый Князь, поддерживаемый под руку израдицей Веданой. – Стоит вот вроде перед нами и разве есть в ней хоть что-то хворое?
– Тебе думаю известно будет, – тятя улыбнулся, жадный до правоты. – Немало ею свершено обрядов. Но один навсегда изменил нас. «(назв)».
Все резко смолкли, побледнев от ужаса. Мороз лишь головой крутил от одного к другому. Словно на разных языках говорили, и он единственный ничего не понимал. Как никогда жалел, сколь мало вслушивался в чужие пересуды.
– Это неправда. Невозможно. От неё давно ничего не осталось бы! От тебя тоже!
– Но как видишь, вот они мы.
– Нет, не верю. Как это великий и могучий Князь Утёса так давно лишён был сил? Да и не позволят Боги забрать столь много!
– Но это так.
– И скольким же пришлось пожертвовать? Они ведь никогда не играют равноценно, а тут…
