Она оглянулась:
— Раем может быть не только прекращение боли, хотя и это уже кажется раем. А в следующий раз… будет больно?
Он пожал плечами:
— Раз ты возвращаешься в мир материи, защита, которую я могу предложить тебе, весьма ограничена и, увы, не исключает боли. Эту смерть выбирать тебе. Другой может не быть.
Уголки её губ против воли поползли вверх:
— Хочешь сказать, что я могу снова оказаться у этих врат уже через четверть часа?
Он вздохнул:
— Надеюсь, что нет. Мне придётся обучать нового привратника. А я питаю слабость к рейне. — Глаза Его сверкнули. — Так же как и мой великий душой Иллвин. Это он молил Меня о тебе, в конце концов. Учти мою репутацию.
Иста учла Его репутацию:
— Она ужасна, — отозвалась она.
Он только ухмыльнулся — такой знакомой, украденной, останавливающей биение сердца белозубой ухмылкой.
— Как обучить? — прибавила она, решив немного позанудствовать. — Ты никогда ничего не объясняешь.
— Выучка тебя, сладкая Иста, напоминает натравливание сокола на добычу. Сделать это крайне сложно, и в конце концов можно получить больную птицу со стёртыми лапами и скучное ожидание ужина. Но с таким размахом крыльев, как у тебя, мне гораздо легче просто стряхнуть тебя с запястья и позволить лететь.
— И камнем упасть вниз, — проворчала Иста.
— Только не ты. Уверен, что полпути к бездне ты будешь падать и жаловаться, а потом расправишь крылья и воспаришь.
— Не всегда. — Её голос сделался тише. — Не в первый раз. — Он слегка склонил голову, соглашаясь.
— Но тогда не я был твоим сокольничим. Мы подходим друг другу, ты же знаешь.
Она отвернулась и оглядела эту странную, совершенную нереальную комнату. Преддверие, подумала она, граница между тем, что внутри, и тем, что снаружи.
— А моё задание? Оно выполнено?
— Выполнено, и выполнено очень хорошо, моё истинное, выросшее, медлительное дитя.
— Да, я долго иду к чему бы то ни было. К прощению, например. К любви. К моему богу. Даже к моей собственной жизни. — Она склонила радостно голову. Выполнено — это хорошо. Значит, можно остановиться. — А джоконцы убили меня, как приказала Джоэн?
— Нет. Ещё нет.
Улыбаясь, Он подошёл к ней и поднял за подбородок её лицо. Он приблизил губы к её губам, так же нахально, как Иллвин в тот вечер — вчера? — на вершине башни. Только вкус Его рта не отдавал кониной, а был полон аромата, и в Его глазах не было неуверенности.
Его глаза, мир, её ощущения начали меркнуть.
Бездонные глубины превратились в тёмные глаза, покрасневшие от безумных слёз. Аромат стал запахом сухой, солёной плоти, потом снова благоуханием бога, и опять плотью. Благодатная тишина наполнилась шумом и криками, потом всё стихло, а затем загрохотало в полную силу. Лишённое боли парение сменилось непомерной тяжестью, заныла голова, захотелось пить, а потом всё это растаяло в блаженстве.
Думаю, Он поднял ногу и подталкивает кошку к решению. И она не сомневалась, что может уклониться от этого удара, метнувшись в ту или в другую сторону. Но в какую сторону Ему хочется, чтобы она метнулась, — совершенно очевидно. Тревожное «ещё нет» позволяет допустить, что Он не возвращает её в тело, пронзённое мечами. Бастард подталкивает меня к этому, будь Он проклят. Проклинать собственного бога оказалось неизмеримо приятно. Этого бога она может проклинать всегда, и чем более изобретательно, изощрённо, тем шире будет он ухмыляться. Он действительно подходит настоящей Исте.
Изменения замедлились, прекратились, остались сухие губы, вес и тяжесть, шум и боль. Остались дорогие, потемневшие от горя, прищуренные, очень человеческие глаза. Да.
И более того, мой бог лукавит. Он поставил здесь это блюдце со сливками ещё до того, как стал держать перед ней дверь. Он всё отлично знал. Она улыбнулась и попыталась вдохнуть.
Иллвин отнял что-то безумно ищущий язык от её рта и выдохнул:
— Она жива, ох, пятеро богов, она снова дышит!
Тяжестью оказались, как выяснила Иста, руки Иллвина, сжимающие её тело. Она посмотрела вверх, на ветви деревьев, на голубое небо и на его лицо, склонившееся над ней. Это лицо раскраснелось от жары, искажено ужасом, маленькие капельки крови тонкими линиями пересекали его от одной щеки к другой. Она подняла слабую руку, дотронулась до алых бусинок и с облегчением выяснила, что кровь не его.
Пересохшими, потрескавшимися губами она прошептала:
— Что случилось?
— Именно это, я надеялся, вы нам и расскажете, — послышался хриплый голос Фойкса. Она заметила его фигуру, нависавшую над ними. На нём всё так же были джоконские кольчуга и плащ, и он стоял в весьма убедительной, угрожающей позе, свойственной стражу в присутствии пленников. Она и Иллвин сидели на земле неподалёку от зелёных командных палаток. У зрачков Фойкса был белый ободок, но его, судя по всему, тревожили отнюдь не смыкающиеся ряды джоконцев.
— Вас провели в палатку, — продолжил Фойкс уже тише. — Вы были… обычной. Беспомощной. А потом вдруг из вас забил свет бога, причём так ярко, что на какое-то мгновение я ослеп. Я слышал, как Джоэн приказала вас убить.
Хватка Иллвина на её руке стала ещё крепче.
— А когда я снова обрёл способность видеть, — продолжил Фойкс, оглядываясь вокруг и стараясь вести себя подобающе стражу, — все демоны ринулись в вас, будто бы расплавленный металл течёт в форму. Я видел, как вы проглотили их всех, и душу Джоэн тоже. Всё это случилось в одно мгновение.
— Всех, кроме одного, — пробормотала Иста.
— Эх. Ур. Да, верно. Я почувствовал, когда вы меня освободили от щупалец Джоэн. В ту секунду я чуть не вылетел из палатки, но разум вовремя вернулся ко мне. Князь Сордсо и некоторые офицеры стали обнажать мечи… пятеро богов, этот скрежет, казалось, продолжался вечно. Костяшки Сордсо на рукояти были белыми.
— Я пытался встать между ними и тобой, — сипло сообщил Иллвин Исте. Он потёр нос и моргнул.
— Да, — подтвердил Фойкс. — Без оружия. Я видел, как вы бросились туда, и неизвестно, чем бы всё это закончилось. Но Сордсо вдруг развернулся и пронзил Джоэн.
— К тому моменту она уже была мертва, — прошептала Иста.
— Я видел. Она начала падать, и его клинок проткнул её как раз… вовремя. Так. Он ударил очень сильно, повернулся и свалился с помоста. Полуосвобождённые маги ринулись бежать, но некоторым пришло в голову, клянусь, то же самое, что и Сордсо. У одной из женщин Джоэн оказался кинжал, и она собиралась наброситься на тело госпожи, несмотря на то, что оно уже лежало на земле. Не думаю, чтобы её волновал вопрос, есть ли в нём жизнь, или нет, — ей только нужно было ударить. Все толкались, кричали, бежали в разные стороны. Поэтому я прыгнул перед Иллвином и перед вами, заорал: «Назад, пленники!» и обнажил меч.
