Войдя в состояние, близкое к безумию, Млый, отшвыривал с дороги не только охрану, но и деревянных идолов, словно и они были в чем-то виноваты. Выдернуть застрявший в дереве меч он даже не попытался. Обхватив идола двумя руками, он выдрал его из основания и, действуя им, как тараном, устремился к выходу.
Больше на его пути встать никто не пытался. Толпа перед капищем собралась огромная, штурм храма разбудил многих, но, вспоминая позже этот момент, Млый с удивлением отметил, что теперь горожане, заметив его, вели себя точно так же, как при виде Сторожича: крики, вскинутые к лицу руки, чтобы заслонить глаза и не встретиться с ним взглядом, поспешные движения, чтобы уступить дорогу.
Млый бежал по узким улицам, все время забирая вверх, к расположенным над городом воротам. Идол давил на плечо и в любой другой момент, возможно, оказался бы слишком тяжел для того, чтобы вот так, бегом, тащить его в гору, но сейчас Млый почти не ощущал веса.
Ворота были закрыты, но на этот раз Млый даже не остановился перед новой преградой. С размаха он ударил своим идолом-тараном в высокие створки, и они послушно распахнулись, как незапертая дверь под порывом сквозняка.
— Теперь я, кажется, понял, чего хотела Марена.
— Неужели? Тебе повезло, Ползун, я по-прежнему не понимаю ничего.
— Надо убираться отсюда подальше. Побаловались, и хватит.
Если Марена решит выпустить Млыя из Нави, то у дасу будут все основания обойтись с нами по-своему. А ты знаешь, шутить он не любит.
— Какие уж тут шутки. Пожалуй, ты прав. Надо оставить Млыя в покое. Не ровен час…
— Сначала я думал, из города ему не выбраться. Отшельники не дадут.
— Где теперь твои Отшельники? Марена загнала их обратно в города, откуда им не выбраться. Там и будут обитать до лучших времен, если они для них наступят.
— Вот-вот. Это я и имел в виду, когда говорил, что, кажется, кое-что понял. Выбор сделан.
— В пользу Млыя?
— В пользу Других!
Костер горел ровно, почти без дыма, сухие сучья весело потрескивали в пламени, но Млыю были нужны угли. Он отгребал их в сторону большой суковатой палкой.
С одной стороны деревянный идол совсем почернел и начал крошиться крупными щепками.
Млый поджаривал свою статую на углях, как бычью тушу, заботясь, чтобы открытое пламя не коснулось клинка — если меч перекалится, то будет годен только для устрашения и сломается в первой же битве.
С вершины крутого холма, на который он взбежал, не оглядываясь, открывалось море, поднимаясь стеной выше ожидаемой линии горизонта, хорошо просматривался изрезанный бухтами берег, но, странное дело, сколько Млый ни щурился и ни тер глаза, отказываясь им верить, он нигде не мог различить хотя бы признаков города, который только что покинул.
Это открытие и пугало и радовало одновременно. Дни, проведенные за городскими стенами, ощущались вполне реально.
Открывшаяся на лопатке рана кровоточила, по-прежнему болела нога, да и идол, пронзенный мечом, не давал даже повода подумать о том, что все случившееся с ним неправда. С другой стороны, город исчез, растворился, как мираж, растаял фата-морганой, не оставив даже руин. Что же на самом деле произошло?
— Просто ты избавился от обмана, — знакомый голос Сторожича раздался из-за спины, и Млый охнул от неожиданности. — Ты прошел, может быть, самое трудное испытание в Нави — испытание себе подобными.
Дасу в прежнем, привычном обличье возник по своему обыкновению словно ниоткуда. Глядя на него, трудно поверить, что еще мгновение назад никого рядом не было.
— Ты! — радостно рассмеялся Млый и даже сделал шаг навстречу, чтобы обнять Сторожича, как Рода, но сдержал себя. — Ты обещал вернуться через три дня.
— Немного опоздал, — насмешливо прищурился дасу.
— Ничего себе, немного. Меня там чуть не убили.
— Надо слушаться советов старших. Надо быть мудрее. Уже пора.
— Пора, — охотно согласился Млый. — Но все-таки объясни, куда исчез город, люди…
— Ты же решил быть мудрее, — напомнил Сторожич. — Не было никакого города.
— А схватка с медведем, капище, жрец… Да все вокруг?
— Если бы ты с самого начала слушал меня внимательно, то не сделал бы ошибок, ведущих к этому, — Сторожич легко притронулся к ране на лопатке. И твой меч был бы по-прежнему в ножнах, а не торчал в дурацком идоле.
— Ты хочешь сказать, что я все выдумал?
— Не совсем все, тебе помогли.
— Отшельники?
— И они в том числе. Но главное — ты опять получил предметный урок и убедился на деле, как представление о чем-то становится действительностью. Слово способно превратиться в вещь, представления- в реальность. Все взаимосвязано. Ведь даже в неоспоримой, на первый взгляд, истине, каждый находит лишь то, что он в нее вкладывает.
— Но как же тогда…
— И хватит об этом. У тебя еще будет время подумать, а я сказал достаточно. Кстати, ты так и будешь поджаривать свою статую до полной готовности или хочешь получить меч немедленно?
Млый подергал меч за теплую рукоятку — клинок не подался ни на сантиметр.
— Еще долго, — признался он.
Дасу легонько отодвинул его плечом и сделал короткий взмах руками идол рассыпался, обернувшись горкой золы.
— Опять магия, — тихо сказал внимательно наблюдавший за ним Млый.
— Опять сила представлений о том, что можно сделать простой волей. Ну, так как, пойдем?
— Будем скитаться по Нави, искать проход в Явь? Мне теперь кажется, что его просто не существует.
— Отчаянье рождает поражение, — напомнил Сторожич. — Надежда — победу.
— Я уже устал надеяться, — признался Млый.
— Но ты же не остался в городе. Ты же стремился покинуть его. Зачем?
— Не знаю, — пожал плечами Млый. — Наверное, по привычке.
— Вот и пошли. Мне кажется, что твое путешествие скоро закончится.
— С чего это ты так решил? — Млый старался не отставать от дасу. Здесь ничто не напоминает о реке с мостом, местность совсем другая. Тогда моря даже близко не было.
— А где ты видишь море?
Млый обернулся и оторопел — не горы, а холмы окружали его, в воздухе не чувствовалось даже слабого запаха соли, зато очень далеко, так что можно было подумать об обмане зрения, различались два кружащих в небе силуэта, они могли принадлежать только птицам.
— Если одна из птиц Магур, то кто же вторая?
— Приглядись внимательнее, разве ты уже не узнаешь друзей?
