— Не хочу, чтобы после меня осталось что-то, о чём я могла бы сожалеть. — призналась Вероника. — Ведь я тоже понимаю, куда ведёт этот путь.
— Вы понимаете?! — изумилась Брунгильда.
— Да, понимаю, что наступают времена, когда верховное правление будет подобно пиру во время чумы, но я с готовностью желаю в нём участвовать. Откровенность за откровенность: как вам удаётся удерживать ваш мир в состоянии стабильности? Только честно!
— Мы искусственно сдерживаем развитие цивилизации. — глухо ответила Брунгильда. — Ни порох, ни электрический ток в этом мире не изобретут. Мы изъяли некоторые физические составляющие, без которых явление невозможно. Но сверх того мы в жизнь людей не вмешиваемся.
— Вот оно что! — расхохоталась Вероника. — Кастрировали целый мир?! Ради их же блага?!
— Нет. — произнесла валькирия. — Мы отняли у детей опасные игрушки.
— Тогда ждите своего Прометея. — резко ответила директор.
Ступени широкой лестницы восходили вверх по склону, словно неровные волны дышащего огня. Казалось, по высокому холму уступами стекает лавовая река, но вместо убийственного жара — лишь таинственные тени перемещались внутри пламенеющих пологих ступеней.
По обе стороны от лестницы и ниже по холму, насколько хватало взгляда, пышно разрослась роскошная растительность — и ни одного знакомого вида. Причудливые деревья, травы, кустарники, цветы, лианы — всё это буйно цвело, тесня друг друга. Самые нетерпеливые пытались захватить и лестницу — длинные стебли распластались по её бокам, но не нашли ни единой зацепки, чтобы ползти дальше, так идеально гладкими были ступени. Жадные до света листья диковинных форм и расцветок только чуть трепетали на янтарной поверхности.
День засыпал, уступая место ночи, и небо окрасилось в длинные полосы сиреневого и малинового цвета. Всевозможные оттенки заиграли на стеблях и листьях, не трогая лишь лестницу, которая сама в себе была источником света, теперь освещала холм, словно огромная лампа.
На небе засветились три луны — оранжевая, жёлтая и голубая.
Два человека стояли у основания лестницы и озирались. Один был одет в великолепные одежды из материала напоминающего шёлк — густо-фиолетовый и глубоко-пурпурный были основные его цвета. Второй был одет в чёрно-золотое.
— Волшебники сказали, что первый полёт в такую ночь может преподнести совершенно фантастические впечатления. — сказал одетый в фиолет и пурпур. — Глубоко скрытые желания и подавленные мотивы летящих определяют выбор. Очевидно, мы попали в то, что соответствует твоим и моим тайным желаниям, Кирилл.
— Это и есть твой другой мир? — спросил чёрно-золотой, прекратив оглядываться по сторонам. Он обратил внимание на свой необычный костюм.
— Это тоже дар волшебной ночи. — ответил Лён. — Очевидно, это самое подходящее одеяние для назревающих событий. Давай не будем медлить и пойдём по этой лестнице, поскольку ночь коротка, и с рассветом чары рассеются.
Тогда оба шагнули на первую ступеньку и двинулись вверх по холму к причудливым строениям, виднеющимся в буйных зарослях на его макушке. Лестница начиналась прямо у подножия холма, и к ней не подходила дорога — ниже первой ступени была трава со светящимися в ночи белыми цветами, а ещё дальше — сплошные джунгли.
Ночь между тем всё более овладевала этим странным миром — она разбудила в диком лесу ночных птиц, пронзительные крики которых наполнили пространство. Длинная рука ветра пронеслась по утонувшим во мраке широким листьям, вызвала нестройный гул и шёпот, зажгла огоньки ночных цветов. Алые, жёлтые, голубые, зелёные флуоресцирующие лепестки разворачивались, выкатывались, выползали из бутонов, выбрасывали пушистые ресницы тычинок, вытягивали жадные пестики, и те алчно раскачивались на слабом ветру, словно искали добычу. Запахи шли отовсюду — нежно-волнующие, пряно-требовательные, знойно-соблазнительные, терпко-настойчивые, горько-пьяные, сладко-обманчивые.
Лестница извилистой змеёй уходила верх, изгибалась, как лиана, обегала узкой золотой лентой непроницаемо-пышные кусты, сплошь усаженные, как диковинными птицами, белыми цветами.
— Они поют… — потрясённо обронил Кирилл, прислушавшись к тихому жужжанию, исходящему от похожих на магнолии цветов. Но спутник увлекал его выше — впереди уже виднелось окончание лестницы. Она снова расширилась, словно торжественно приближалась к финишу, и выходила на широкую площадку без перил — та возвышалась над колдовскими ночными джунглями. Высокие колонны всё того же янтарного цвета, с медленно текущими внутри них тенями поддерживали лёгкую крышу, на которую взбирались самые дерзкие из растений и оплетали лианами карнизы, украшения, столбы. За чешуйчатой покатой крышей виднелись сияющие мягким светом строения — это был дворец необычайной архитектуры — сплошь состоящий из широких окон и колонн, из множества крыш разнообразных форм. Казалось, здание парит над вершиной холма, исторгая изнутри потоки золотого света. И среди этого вольно извивались лианы, тёмные на фоне этого сияния и лишь украшенные множеством цветочных звёзд.
Из дворца доносился приглушённый гул многих голосов, а под сводом патио в мягком свете колонн стояли и смотрели на прибывших две особы.
Одна особа была одета в тёмно-синее платье из какого-то изумительного материала, который, казалось, имел глубину. Длинный подол охватывал тонкую фигуру, отчего казалось, что девушка заключена от талии в узкую амфору, украшенную россыпями мелкого и крупного жемчуга. Из длинного разреза спереди виднелись стройные ноги в синих атласно сияющих чулках под цвет платья. И высокий лиф, и плотно облегающая плечи мерцающая ткань, и облегающие рукава были того же цвета. И, как ни странно, волосы, украшенные жемчугом, тоже синие! И лишь лицо девушки было белым — оно чуть светилось тем же удивительным белым светом, который испускали цветы.
Вторая девушка была одета точно так же и похожа внешностью на первую, словно близнец. Только цвет платья и волос был глубоко-зелёным, густо-изумрудным. Обе не шевелились и только следили глазами за подходящими гостями.
По мере приближения Лён и его спутник увидали, что глаза у девушек необыкновенны. У синей глаза были синими, у зелёной — зелёными, но широкая радужка вся искрилась и переливалась, словно в калейдоскопе!
— Меня зовут Газуелла. — сказала синяя, протягивая руку Лёну.
— А меня Ливиоль. — произнесла зелёная, точно так же беря за руку Кирилла, который от изумления потерял дар речи.
