Такой милый разговор. Такой милый коридор, в котором пятеро милых проказников выручали будущего убийцу, тоже очень милого. Окделл убил и может убить еще... Она не хотела думать об этом. Не хотела! Дома графиню выручали перо и листок бумаги, если выручали...
— Вам пришло в голову что-то неприятное?
— Оно там живет. Давно, но на цепи.
— Отпустите и прогоните.
— Эти звери провожают матерей до заката, у меня их еще немного. Я не боюсь войны, простуды и чужих женщин. Вы наверняка знаете, как я овдовела. Мой муж пытался образумить Карла Борна... Окделла так и не нашли. Если они встретятся с Арно, сын его примет.
— Даже теперь?
— Мои младшие не из тех, кто отвернется, не поговорив.
— Я еще не знаком с вашими сыновьями...
— Арно слишком рьяно уламывал брата взять Окделла в оруженосцы. Он не отступится от дружбы, не убедившись в том, что дружбы нет и не было, но ведь она может и быть. Вы знакомы с Окделлом. Что вы о нем думаете?
— Извольте. — Кардинал повернул показавшую дно тарелочку. — Это очень молодой человек, который не понимал, что пытается соорудить мораль из ее противоположности. Скучную мораль, вредную и совершенно беспомощную. И выходило у него очень смешно.
4
— Вы собрались стать кошкой, а стали крысой в кошачьих когтях. Единственное, чего вы хотели, это шмыгнуть в нору, а вас заставляли грызть наши мешки. Вы оказались между двух котов — дриксенского и талигойского — и решили удрать, бросив им мышей. Нас. Если б я знала, что вы сбежите в Эпинэ... Если б я только знала, что вы затеваете, я бы вас не выпустила, но я думала, вы отправитесь в Агарис. Там вы были бы на месте...
— Юноша, — голос Рокэ расшвырял ускользающие ядовитые слова, избавив Дика от другого голоса, который лучше забыть, — юноша, сосредоточьтесь. Где-то здесь должна быть амфора...
— Какая амфора?
— Разбитая... Черепки, знаете ли. Как увидите, пустите меня вперед. Поняли?
— Конечно. — Дикон c облегчением вытянул руку с фонарем, выискивая осколки. Маршал и впрямь хорошо знал Дорогу Королев, а чувство времени ему не изменило даже в этой крысоловке. Очень скоро в желтоватом свете глянцево блеснули черепки. Ричард резко остановился.
— Есть? — деловито осведомился Рокэ. — Близко?
— Пять или шесть шагов.
— Хорошо. Дайте дорогу.
Дикон торопливо отстранился. Рокэ медленно двинулся вперед, прижимаясь к мокрой стене.
— Сколько теперь?
— Два... Нет, чуть больше.
Широко шагнув, Ворон опустился на корточки, ощупывая пол. Теперь Ричард не мог видеть, что именно он делает, наступившую тишину нарушал лишь вновь все заполонивший звук падающих капель. Они больше не стучали, они пели ту же песню, что и Алва.
Судьба моя — звездный иней,
Звезда над дорогой дальней,
Звезда над долиной синей,
Звезда на холодной стали...
Дикон помнил эту звезду, рыжие факелы в ночи, ощерившуюся собаку, что выбежала на дорогу, но вот куда они ехали? Кто там был, кроме Ворона и его песни?
— Идите ко мне, — Алва стоял по ту сторону показавшихся вдруг золотыми осколков, — только медленно. Держитесь стены. Представь, что вы наполовину в ней. Ноги ставьте друг за другом. Пятку к носку, носок к пятке и тихо! Очень тихо.
Юноша послушно двинулся вперед, готовясь к любым неожиданностям. Холод камня пробивался сквозь одежду, а в голове продолжало звенеть.
Зима и сердце, как камень,
Зима, в никуда дорога...
Почему в никуда?! Они выберутся! Дорога Королев не так и длинна, Алан прошел ее дважды меньше чем за ночь. Пусть Волны изменили Эрнани, а сам король предал нечто большее, чем Скалы; он предал собственное предназначение... Что ж, да будет так! Окделлы выдержат и королевскую подлость. Главное — не сбиться с шага, не опустить голову, не оглянуться...
— Ты, надеюсь, при шпаге?
— Эр Рокэ...
— Я вам не эр, молодой человек, попробуйте это наконец понять. Сколько от нас до осколка с ручкой?
— Шага полтора.
— Точнее.
— Больше моего шага, но меньше двух. Я могу проверить.
— Не нужно. Дайте мне шпагу — и марш за угол.
— Но вы же... Лучше я...
— Дикон!
Пришлось повиноваться. Юноша честно скрылся за углом, но высунуться и посмотреть ему никто не запрещал, чем Дик и воспользовался. Если что, он успеет добежать до эра, но пока ничего опасного не происходило. Рокэ, вновь присев, очень медленно шарил шпагой по полу. Он не мог видеть цели, но прекрасно знал, где ей следует быть. Он всегда знал...
— Мой друг, я луною призван,
Бьют землю лунные кони...
Луна осталась наверху, она их не видит, здесь только фонарь, словно эхо былого света. А песня — эхо былых дорог. Синее острие касается золотого осколка, слегка поднимается, нащупывая глиняную петлю.
Мой друг, я луною призван...
Мне не уйти от погони!
Клинок проходит сквозь пустоту. Запястье маршала неподвижно, но стальной луч едва заметно вздрагивает, будто примеряясь.
Звезда над долиной синей,
Звезда на холодной стали...
Рывок. Алва вскакивает, в два прыжка оказавшись рядом с Диком.
— Эр Рокэ...
— Стоять!
Треск и рокочущий грохот. С потолка одна за другой рушатся древние плиты, намертво замуровывая проход. Дороги Королев больше нет... И хорошо!
5
Орешки кончились, ночь только начиналась. Если ждать призраков до рассвета, можно многое обсудить. Намеков Левий подал предостаточно, пора отвечать.
— Ваше высокопреосвященство, мне трудно понять, почему вы оставили орден Славы. Вы не похожи на человека, который вдруг осознал, что создан для милосердия.
— Все очень просто. — Кардинал изящно развел руками. — Я был хорош во многом, но Слава требует от своих адептов особых вещей. Не от всех, от тех, кто метит в епископы и выше. Любой из ваших сыновей стал бы украшением ордена, но я в генералы не годился. Какое-то время меня выручала хитрость. Мои братья и соперники, командуя несуществующими армиями, полагались на собственные головы, я — на чужие, потом Адриан догадался. Нам предстояло переиграть битву при Каделе, но магнус изменил условия. Чуть-чуть, но я попался. Меня вызвали для разговора, и мы проговорили почти всю ночь... Утром я отправился на исповедь к Оноре, вечером — к Юннию, тогда он различал не только святых, но и людей. Меня приняли.
— Вы сожалели о своем промахе?
