– Она сказала, что мужчины только пользуются тобой.
– Ну и что?
В его голосе было столько боли, что Лена поклялась при следующей встрече как следует расцарапать сестрице всю физиономию. Прозаично, по-бабски, без всякой магии. Лена выпустила рубашку и положила ему голову на плечо.
– Ты и так мне никогда не верила до конца, а тут еще Светлая подтвердила все твои подозрения…
– Ну и что? – повторила Лена. – Чихать я хотела на всех светлых и темных. Все равно все мы... в полосочку.
– Она ведь права, Лена. Я знаю, я чувствую правду. Она не лгала.
– Нет, она не в полосочку. Она равномерно светлая. Светло-серая. Серость. Серятина. Еще серее меня. Она не лгала. Она свято верит в то, что говорит. Но разве вера означает истину?
– Ты имеешь право думать, что мужчины используют тебя, – прошептал шут. – Я тоже использовал. Не хотел, а удержаться не смог.
– Это когда я тебя полчаса уговаривала, чтоб ты меня использовал, что ли?
– Какая разница, уговаривала или нет…
– Я люблю тебя, шут.
Голова вдруг потеряла опору, Лена качнулась, но шут, опустившись на колени, обхватил ее обеими руками и уткнулся лицом… туда, куда может уткнуться лицом высокий мужчина, стоящий на коленях перед женщиной, тоже немаленькой. У него как-то подозрительно дрожали плечи, и Лена их погладила. Что с ним? Вроде и так ясно было…
Он задрал голову, и Лену поразило: как же сияли его глаза! Из серо-синих и вовсе не таких уж светлых они стали почти серебряными. Так не бывает. Человек не может быть таким счастливым. От такого вообще-то умирать положено. Но умирать Лене совершенно не хотелось. Пусть себе Светлые шляются по мирам, ведут мониторинг и отслеживают порядок и равновесие, наплевать. С высокой-превысокой башни. Пусть верят, что мужчины ими только пользуются. У них нет шута.
– Все равно мне, пользуешься ты или не пользуешься, – севшим голосом сообщила Лена. – Все равно мне, что там твердила эта серая корова. Еще раз придет – сильно жалеть будет. Ты еще раз вот так поступишь – будешь жалеть ее сильнее. Тебя гложет тяга к истине, а меня нет. И мне совершенно все равно, какие у тебя мотивы, почему ты не бегаешь по эльфийкам и не занимаешься чем-то полезным, кроме как следишь, чтоб я не простудилась и вовремя поела. Мне все равно – почему. Может, у тебя просто вкус скверный и ты предпочитаешь стареющих заурядных бабенок. Лишь бы ты был. Пользуйся на здоровье.
Будь в палатке потемнее, глаза шута светились бы, как у кошки, только не зеленью, а матовым серебром. Ответный монолог был таким же глупым.
– Я не хочу жить без тебя. Нет тебя – нет и моей жизни. Смысл моего существования – заботиться о тебе. Следить, чтобы ты не простудилась и вовремя поела. И я тоже не хочу знать, почему ты остановила свой выбор на мне. Я даже не люблю тебя. Ты – мой мир. Весь мир. Остальное может рухнуть, мне все равно.
Сколько они так простояли, Лена не знала, чувства времени у нее никогда не было (зачем, когда часы на каждом столе), да и здесь, где до часов не додумались, тоже не развилось. Но у нее замерзли руки без перчаток, а шут стоял на голой земле на коленях и вообще был в одной рубашке.
– Сходил бы ты в баню, – посоветовала Лена. – Простынешь еще, а зачем ты мне чихающий нужен.
Шут с готовностью вскочил, хотел было поцеловать, но вспомнил, чем и с какой интенсивностью от него разит, и отшатнулся, подхватил куртку и опрометью выбежал из палатки. А его место немедленно занял Маркус.
– Ну что, вразумила остолопа? Куда он так полетел?
– В баню. Мыться. И избавляться от остатков похмелья.
Маркус обнял ее и громко чмокнул.
– Ну разве ты не умничка? Пойдем. Тебе, например, поесть не помешает. Я такой классный сыр добыл – не верится, что такой можно сделать. И медовых пряников. Слушай, ну какие же эльфы сладкоежки! А ты любишь сладкое?
– Умеренно. Но пряник обязательно съем. Как она ушла?
– Странница? Не знаю. Лиасс уболтал, пока я тебя укладывал.
– Хоть бы сговаривались, как врать, – вздохнула Лена. – Лиасс говорил, что укладывал он.
– Да чтоб ты не стеснялась, – улыбнулся Маркус. – Вроде он тебя уже видел раздетой.
– Ну теперь и ты посмотрел. Зрелище для закаленных.
– Нормальное зрелище, – удивился он. – Не пугающее. Только худая ты стала сильно.
– Чтоб ты понимал! Я всю жизнь мечтала похудеть. Талию тонкую хочу.
– Не будет, – фыркнул Проводник, – сложена не так. Да брось ты, нормальная у тебя фигура. Ничего страшного, это уж точно.
– У тебя лучше, – заявила Лена.
– Чем у кого? Чем у шута? Наверное. Чем у советника? Точно. Чем у Милита? А вот это вряд ли. Я ростом не вышел, Знаешь, как хотел высоким быть? И блондином! Пошли-ка, я тебя кормить буду.
– Почему блондином?
– Девушка мне нравилась в юности. А ей нравились светловолосые. Глупая ты, Делиена. Просто глупая. Шут тебя любит, как я не знаю кто.
– Я его тоже люблю, – отчетливо сказала Лена. – Впервые в жизни. Я никогда не влюблялась. Так, помаленьку нравились парни в юности. И в третьем классе страшно любила Сережку Воробьева, пока он мне подножку не сделал и портфелем по спине не стукнул. Маркус, а вино у нас есть?
– Шуту налить? – расхохотался Маркус. – Найдется и вино. Но лучше бы шиану. Вы и так оба пьяные.
Лена поела сыру – действительно небывало вкусного, уж чего в него эльфы намешали, трудно сказать. Слопала аж два пряника – раз считают слишком худой, получат слишком не худую. Выпила еще кружку шианы. Расцеловала смущенного Кариса и заявила, что лучше друзей, чем Маркус и Карис у нее никогда не было, а уж друзьями она обижена не была. Магу это явно польстило.
Шут явился часа через полтора, раскрасневшийся, с влажными волосами, в чистой рубашке и заметно пободревший. От еды, правда, отказался, но шиану допил всю, при этом не сводил с Лены взгляда, под которым ей было очень неудобно.
Они бродили по ярмарке до глубокой ночи. Лена разговаривала с людьми, осторожно выспрашивая, как оно с эльфами. В ней то признавали Светлую, то не признавали, но отвечали охотно. Торговать с эльфами всем нравилось, воевать – нет, эльфов не любили, но готовы были терпеть, если и они будут себя нормально вести. На второй день конфликтов уже не возникало, и только благодаря эльфам: они просто уходили, если вдруг назревала ссора. Наверное, получили жесткие указания от Лиасса: терпеть и не обращать внимания.
Что существенно отличало здешнюю торговлю от привычного Лене базарного обмана: никто не пытался всучить гнилую свеклу или подмороженные кабачки. Товар был качественный, может, потому что обмануть покупателей было трудно. По заверениям Кариса, амулеты эльфов тоже были качественные, надежные, он бы такого в жизни сделать не смог. Услышав его, Милит, опять сопровождавший их, только усмехнулся, но как оказалось, не для того чтоб обидеть. Он подозвал сына и велел ему научить Кариса делать простые и надежные амулеты. «Вы, люди, почему-то все усложняете. Ну зачем ты себе навертел столько перьев и бусинок? Можно сделать намного проще, ну, повозишься, ну, магии потратишь побольше, зато получишь хорошую вещь. Уж извини, что мальчишку прошу, но там надо не только рассказывать, но и показывать, а я сейчас даже самого простого амулета не сделаю. И спасибо за сочувствие, человек, я вижу, что ты искренен».
