— У меня нет родичей, — сквозь зубы произнесла Гвендолен. — И пришла я не за этим. Я сама тебе хорошо заплачу. Пятьдесят золотых.
— За полсотни круглых можешь и рыло мне разрисовать, разрешаю, — Арций удивленно поцокал языком, пытаясь обойти Гвендолен вокруг, но мешали крылья, занимающие половину пространства. — Это на что тебе столько денег дали?
— Я хочу… хочу быть, — Гвендолен встряхнула головой, — как люди. Без этого, — она пошевелила крыльями, подняв легкий сквозняк. — Ты ведь умеешь это делать.
— Покажи деньги, — угрюмо сказал Арций.
Она излекла из-за пазухи кошель Дагадда и покачала им в воздухе — его размеры и кожа тонкой выделки внушали невольное уважение. Но в глазах Арция только прибавилось железа — теперь сквозь красноту и муть словно проглядывали два наконечника для стрел.
— Ты знаешь, сколько операций мы сделали? — спросил он жестко и сам ответил: — Десять. Из них выжил один.
— Значит, я буду второй.
— А если десятой? Чтобы мне твои родственнички потом в печенке поковырялись? Или подняли под облака, да уронили ненароком?
— Я неясно выразилась? У меня нет родичей. Они от меня отказались.
— Ах, вот что…
Арций снова внимательно обшарил ее взглядом. Смутное удивление зарождалось в его глазах, и он в первую очередь посмотрел уже не на крылья, а на некоторые части фигуры Гвендолен, максимально интересные людям противоположного пола.
— Неужели тебе твой хахаль дал золота? Он так хочет… Ага, и потом за мной будет по всему Круахану гоняться, если что не так? Тем более не соглашусь.
— Никто — не знает — что я — собираюсь — сделать, — Гвендолен говорила сквозь зубы, и ей казалось, что она держит во рту кинжал. — Ты знаешь, как мы клянемся?
— Ну допустим… — Арций совсем ссутулился, но наконец в его взгляде стал проявляться совсем другой интерес, и поскольку Гвендолен редко общалась с лекарями, он ей был не особенно знаком. — А ты знаешь, как на тебя подействует усыпляющий отвар, детка? Если вдруг нет — ты умеешь терпеть?
Гвендолен подумала некоторое время, потом расстегнула камзол и показала неумело завязанные бинты на боку, частично бурого цвета от засохшей крови.
— С этим я летала до Валлены и обратно.
— Что же… Ночь сегодня будет интересная… — Арций усмехнулся, ненадолго исчез в глубинах дома и появился наружу с большой темной бутылкой, покрытой пылью, которую держал за горлышко. — Пей, девочка. Мы это сделаем прямо сейчас.
Она проехала через южные ворота Круахана. Проехала спокойно, не кутаясь в плащ, не выбирая максимально темное время суток. Впрочем, мелькнуло в сознании Гвендолен — даже если бы она пролетела над воротами, широко развернув свои рыжие крылья, мало кто обратил бы на это внимание.
В Круахане царил совершеннейший хаос. Сразу за воротами взору открывалась баррикада, перегородившая часть улицы. Крупные камни были выворочены и лежали поперек улицы. В двух близлежащих лавках двери висели на одной петле, окна были разбиты, а внутрь Гвен решила не заглядывать — все равно там мало что осталось. Издали доносились беспорядочные выстрелы и вопли. Пахло дымом, неуверенностью, тоской и кражами.
Странное чувство беспомощности, охватившее ее еще в первый день после того, как она встала с постели, нахлынуло с новой силой — она больше не может в любой момент, разбежавшись, с силой взмахнуть крыльями, подняться вверх хотя бы на несколько этажей и потом взлететь по-настоящему. Но зато она может теперь многое другое. Наверно — ведь она теперь совсем не такая, как прежде.
Сколько времени ее не было — три недели? Что же тут случилось? И что с Эбером? Внезапно ей стало страшно, и она ускорила шаги, насколько могла. Ей самой бы стоило поберечься — невысокий бледный юноша с коротко остриженными рыжими кудрями, одетый незаметно, но прилично — за это спасибо остатку Дагаддовых "бряков" и за то, что Арций, вдохновленный успехом операции, вернул ей еще пять золотых на обратную дорогу — все равно не имел вида, отпугивающего уличных грабителей и прочих праздношатающихся личностей. Но Гвендолен была упряма. Упрямство — это видимо, единственное, что у нее осталось. И еще в сумке на боку лежало платье — нормальное человеческое платье, темно-бордовое, со шнуровкой спереди и длинными шуршащими юбками, с разрезами до пояса, открывающими серебристо-серую подкладку. Корсет на спине полностью скрывал шрамы — да и они в общем остались совсем небольшие, вовсе не такие, как у Кэссельранда. То ли ей просто повезло, то ли Арций накопил опыта за девять неудачных операций?
У единственной наполовину уцелевшей лавки толпилось человек сто, не меньше — по крайней мере, так показалось Гвендолен. Все размахивали кастрюльками и горшками. Над лавкой на самодельной вывеске косыми буквами было намалевано: "Каждый может получить бесплатный суп от протектората!"
Несколько оборванных, но энергичных людей, прятавшихся за баррикадой на углу, бодро выкрикивали; "Да здравствует протектор! Ненавижу Провидение!"
Улица была усеяна впопыхах разбросанными листками. Рассеянно подобрав обрывок одного из них, Гвендолен прочла следующее:
"Свободные граждане освобожденного Круахана! Забудьте о тех мрачных временах, когда ненавидимое всеми Провидение пыталось вторгаться в вашу жизнь и диктовать вам, о чем думать! Воздух свободы дует на наших улицах. Вдохните его полной грулью, и тогда…"
— Но ведь это действительно так было… — немного растерянно сказала себе Гвендолен, пожав плечами. — Почему же возникает ощущение. что лучше не стало?
Она шла по длинной улице вдоль рядов закрытых лавок. Вывески поражали талантливостью отображения одинакового смысла: "Мыльный корень закончился в прошлую пятницу". "Муки нет". "Сахарные головы ожидаются через пять недель, свой номер очереди вы можете получить у старшего лавочника". "Если вам нужна соль — поищите во дворце протектората!"
С одной стороны, Гвендолен довольно неплохо понимала, что происходит. Она сама, и немало, этому способствовала. С другой стороны, глядя на дело своих рук, всегда возникает смутное чувство, что не все было сделано правильно. Понятно было одно — Службы Провидения действительно больше нет или почти нет. Звуки выстрелов, запах гари и отдаленная канонада говорили о том, что не весь освобожденный Круахан выстроился в очередь за бесплатным супом от протектората. Кроме того, ее мысли все время соскакивали с неприглядной действительности на собственное будущее, которое она совершенно не могла представить, но к которому тянулась изо-всех сил, как прежде не рвалась в небо в самый пик полнолуния.
