– Я делаю то, что ты хотел, – тихонько прошептал я. – И я попытаюсь освободить дракона.
Чейд, который увлеченно колдовал над сосудами с порошком, похоже, меня не слышал – в отличие от Баррича. Наверное, люди говорят правду, и когда человеку отказывает зрение, у него обостряются другие чувства. Баррич положил руку мне на плечо – возможно, если бы Уэб не заговорил об этом, я бы продолжал ничего не замечать, – и я почувствовал, как меня наполняет его спокойствие. Не мысли, а ощущение связи с ним, не такое сильное, как союз через Уит между человеком и животным, но тем не менее очень острое.
– Ты уже давно так живешь, мой мальчик. Делаешь то, что требуют другие. Чего другие делать не хотят, – тихо сказал он.
– Ты тоже.
Он помолчал немного, а потом проговорил:
– Да, ты прав. Как собака, которая нуждается в хозяине, – так, кажется, мне сказали однажды.
Резкие слова, которые я когда-то бросил в его адрес, вызвали у нас обоих горькие усмешки.
– Наверное, про меня можно сказать то же самое, – признал я.
Мы оба некоторое время ничего не говорили, наслаждаясь минутным покоем среди бушующей вокруг нас бури. Снаружи до нас доносились разговоры людей, занятых делом, слышался звон инструментов, глухой грохот больших кусков льда, падающих на деревянные сани. Рядом что-то бормотал Чейд, который старательно раскладывал порошок на равные кучки. Я ощущал присутствие дракона, но оно было каким-то приглушенным, словно он берег силы и ждал, когда его спасут. Баррич так и не убрал руки с моего плеча, и я вдруг подумал, что он пытается почувствовать дракона.
– Как ты собираешься поступить со Свифтом? – неожиданно для самого себя спросил я его.
– Заберу сына домой, – спокойно ответил Баррич. – И попытаюсь правильно его воспитать.
– Ты хочешь сказать, отучить его пользоваться Уитом.
Баррич что-то невнятно буркнул, это могло означать все, что угодно: согласие или нежелание продолжать разговор на эту тему. Но я не мог молчать.
– Баррич, ты столько лет провел в конюшнях, ты наделен даром лечить и успокаивать животных. Ведь это Уит, верно? У тебя была связь с Виксен?
Он ответил мне не сразу. А затем, в свою очередь, задал мне вопрос:
– Иными словами, ты хочешь меня спросить, делал ли я то, что запрещал тебе?
– Да.
– Фитц, – вздохнув, проговорил он. – Я много пил и не хотел, чтобы ты или мои сыновья пошли по моим стопам. Я занимался и другими делами, зная, что ничего хорошего из этого не выйдет. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Но я не намерен поощрять пороки в моих детях. А ты? Кетриккен рассказала мне, что у тебя есть приемный сын, и я порадовался, что ты не совсем одинок. Но разве ты не узнал кое-что и о себе, когда растил его? Разве не понял, что твои собственные недостатки кажутся еще ужаснее в твоем ребенке?
Он очень точно сформулировал мои мысли, но я не хотел сдаваться.
– Ты использовал Уит, когда был главным конюшим?
Баррич тяжело вздохнул и ответил:
– Я старался не делать этого. – Я решил, что он больше ничего не скажет, но через некоторое время он откашлялся и добавил: – Но Ночной Волк был прав. Я могу не отвечать, но я не могу не слышать. Я знаю, как называли меня гончие. Я даже слышал это имя от тебя. Сердце Стаи. А еще я чувствовал их… любовь. И я не мог скрыть от них, что понимаю их радость, когда они выходили на охоту, ведь я разделял ее с ними, и они это знали.
Давным-давно ты сказал мне, что Ночной Волк сам тебя выбрал, установил с тобой связь, и тебе просто ничего не оставалось делать. Точно то же самое произошло со мной и Виксен. Она родилась очень слабой. Но в ней было… что-то такое особенное. Упорство. И способность обходить все препятствия. Когда братья прогоняли ее от матери, Виксен жаловалась не ей, а мне. И что я мог сделать? Притвориться, будто я не слышу ее жалоб, отказать ей в праве на жизнь? И я следил за тем, чтобы она получала свою долю молока. Но к тому времени, когда она выросла и стала способна сама за себя постоять, она успела ко мне привязаться. И должен признать, что со временем я тоже стал на нее все больше и больше полагаться.
В глубине души я уже давно знал все, что мне рассказал Баррич, и не мог бы объяснить, почему требовал от него признания.
– Значит, ты запрещал мне делать то, что делал сам?
– Наверное.
– А тебе известно, сколько боли ты мне причинил?
– Не меньше, чем ты мне, когда отказался подчиниться моим требованиям, – совершенно спокойно ответил он. – Правда, скорее всего, ты не понимаешь, что я имею в виду. Вне всякого сомнения, ты никогда не запрещал своему Неду того, что сам делал. И я уверен, что он всегда прислушивается к твоим мудрым советам.
У него здорово получилось скрыть сарказм. Я на мгновение замолчал, но потом вспомнил, что хотел задать ему еще один вопрос:
– Но почему, Баррич? Почему ты тогда и сейчас презираешь Уит? Уэб, человек, которого я очень уважаю, не видит никакого вреда в своей магии. Как может твой собственный дар вызывать у тебя отвращение?
Баррич убрал с лица волосы и потер глаза.
– Это очень длинная и старая история, Фитц, – неохотно проговорил он. – Когда моя бабка обнаружила, что я заражен Уитом, она пришла в ужас. Уитом обладал ее отец. И когда он встал перед выбором, спасти жену и детей от работорговцев или своего партнера из горящей конюшни, он выбрал его. И их забрали. Моя прабабка недолго прожила в рабстве. Бабушка говорила, что она была сказочно красивой женщиной. А что может быть хуже для рабыни… Хозяева пользовались ею, как хотели, а их жены всячески наказывали – из ревности. Моя бабка и две ее сестры все это видели. И выросли рабынями, которых постоянно использовали и наказывали. Потому что человек, который должен был любить и защищать жену и детей, предпочел спасти лошадь.
– Один человек, Баррич. Один человек принял неправильное решение. Кто может знать, о чем он тогда думал? А вдруг он рассчитывал добраться до лошади, чтобы она увезла его жену и детей в безопасное место? Или помогла бы ему сразиться с работорговцами? Мы не знаем. Но все равно это только один человек. Не слишком серьезное основание, чтобы проклинать всю магию.
Баррич выдохнул через нос.
– Фитц, его решение приговорило к жизни в рабстве три поколения семьи. И тем, на чью долю выпало это испытание, оно не показалось пустяковым. Моя бабка боялась, что, если она позволит мне отдаться моему Уиту, я сделаю то же самое. Найду животное, установлю с ним связь и поставлю ее выше всего остального. Так и было некоторое время после ее смерти. Я сделал ровно то, чего она боялась. Как и ты, когда был мальчишкой. Ты никогда не смотрел на свою жизнь и не спрашивал себя: «Что изменится, если у меня заберут Уит?» Подумай хорошенько. Если бы между нами не встал Ноузи, разве мы не были бы ближе? Если бы не твой Уит, разве ты не добился бы больших успехов в изучении Скилла? И если бы не Ночной Волк, получил бы Регал повод приговорить тебя к смерти?
На мгновение у меня возникло ощущение, что он загнал меня в угол, но я быстро пришел в себя и ответил:
– Если бы обладание Уитом не считалось позором, ничего бы этого не было. Если бы ты называл его Древней Кровью и объяснил мне, почему я не должен связывать свою жизнь с первым встретившимся на моем пути животным, если бы Уит стал такой же уважаемой магией, как Скилл, тогда все было бы хорошо.
Щеки Баррича залила краска гнева, и я увидел следы его прежнего вспыльчивого нрава. Однако он ответил мне со спокойствием, которое приходит только с годами:
– Фитц, с тех самых пор, как моя бабка обнаружила, что я обладаю Уитом, она внушала мне, что это постыдная магия и ни один уважающий себя человек не станет ее практиковать. Ты говоришь о людях, которые открыто используют Уит и не видят в своих действиях ничего позорного. Ну, я слышал о местах, где мужчины женятся на своих сестрах, а те рожают им детей, о местах, где женщины разгуливают с голой грудью и где считается нормальным прогнать жену, когда она перестает быть молодой и привлекательной. Однако вряд ли ты скажешь своим детям, что это правильное поведение. Думаю, ты станешь учить их жить так, как учили тебя самого.
Я удивился, когда в наш разговор вмешался Чейд:
– В каждом обществе есть неписаные законы. Большинство из нас не подвергают их сомнению. Но я уверен, Баррич, что иногда ты задавал себе вопрос, а правильно ли тебя воспитывали. Разве ты никогда не говорил себе, что твоя магия может оказаться очень даже полезной?
Баррич повернулся к Чейду и посмотрел на него своими невидящими глазами. Что он увидел? Очертания, тень? Или почувствовал его присутствие благодаря своему Уиту?
– Я всегда знал, лорд Чейд, что от моей магии может быть очень много пользы, но я был взрослым человеком и понимал, какова была бы цена. Вот возьмем нашего принца. Какую цену придется заплатить ему за эту полезную магию, если станет широко известно, что он обладает Уитом? Вы скрываете, что он им наделен, чтобы оградить его от ненависти и предрассудков. Почему же вы вините меня за то, что я пытался защитить сына Чивэла?
