Лиан сидел в своем «орлином гнезде», любуясь восходящим солнцем. Далеко за Перионским Морем начинаются первые грозы, и соляная пыль кружится в воздухе, а западный ветер несет ее в родной Лиану Эпперанд — на землю дзаинян.
Снег уже сошел с пиков Катадзы; даже южные склоны обнажились, и показался голубовато-серый камень. Солнце освещало башни, которые, несмотря на их древность, казались гладкими и блестели, как стекло. Лиан насчитал девять извивающихся каменных лент, сплетающихся друг с другом, которые как бы опоясывала лента из ляпис-лазури с золотом. Юноша высунулся из окна, сам удивляясь своей смелости. Он заметил, что в трещинах между каменными плитами стены выросли мох и лишайник. Любопытно, как жизнь пробивается в самых неожиданных местах.
Он обнаружил, что внизу, над нижней голубой лентой, что-то движется. Он высунулся еще дальше, чтобы посмотреть, какая птица свила там гнездо. Но это был не зверь и не птица. В стебли папоротника вцепилась тонкая рука.
И тут Лиан увидел бледное лицо и рыжие волосы Караны. Она ползла наверх, время от времени вбивая клинья и продевая в их кольца веревку.
Лиану стало дурно от этого зрелища, но он не мог отвести взгляд. Карана была очень далеко и продвигалась довольно медленно. Несколько раз она начинала сползать вниз, когда подводила опора, но сразу же зацеплялась снова, совершая чудеса ловкости, которые были за пределами понимания Лиана.
Карана чувствовала, что силы слишком быстро покидают ее, — она не должна была еще устать, ведь пока что подъем был довольно легким. И тут башню затрясло так сильно, что без страховки она бы упала.
Наконец девушка вбила последний клинышек и добралась до узкого выступа, где могла посидеть в безопасности. Но на всякий случай она снова вбила клин и продела в кольцо веревку, привязанную к поясу. Затем села, свесив ноги. Какое блаженство! Икры ныли, и она принялась их массировать. Потом выпила воды из бутылки и съела сушеный персик. Никогда она не пробовала ничего слаще.
Карана с удовлетворением увидела, как много прошла. «Наверх лучше не смотреть! Отдыхай, расслабляйся, набирайся сил, — сказала она себе. И взглянула вверх. — Еще так далеко! Так круто! Туда невозможно залезть!»
Червь сомнения начал ее терзать. Она глотнула еще воды и поднялась. Икры сразу же заныли, колени ослабели, и запястье, дважды сломанное, тоже начало болеть.
«Я не буду думать! Я не буду думать!» — твердила она про себя, мощным ударом вгоняя клин. Плитка откололась и полетела вниз вместе с клинышком.
«Четыре! Ты растяпа, Карана. Он бы тебе несомненно пригодился».
И тут она увидела лицо в амбразуре под самым куполом. Кто-то наблюдал за нею. Конечно, не Тензор. Нет, еще хуже! Лиан!
«О Лиан, уходи! Как мне преодолеть этот путь, если ты на меня смотришь?» Она вообще не любила, когда кто-нибудь наблюдал, когда она пыталась сделать что-то трудное.
Теперь усталость навалилась с такой силой, что она словно со стороны видела каждое свое действие, каждый вбитый клинышек, каждый промах, и от этого начала совершать ошибки. Она знала, что силы у нее кончаются.
Карана продолжала подъем все медленнее и медленнее. Теперь лицо Лиана было уже совсем близко. Оттуда, где она находилась — у сине-золотого выступа, — Лиана можно было увидеть только в том случае, если он рискованно высунулся из окна. «Бедный Лиан! Если я упаду, это его убьет».
Тут она осознала, что думает о том, что упадет, и это ее потрясло. А приблизившись к выступу, еще больше пала духом. С земли все казалось гораздо легче. Даже когда она была сильной и тренированной, перебраться через этот выступ и подняться по вертикальному скату было бы тяжким испытанием. Икры нестерпимо заныли, как бы взывая: передышка! Она вбила клинья — два наверху, два внизу, — и, продев в кольца веревку, которая ее страховала, встала на нижние и расслабилась.
«Да, но у меня же есть крюк! Это меняет дело!» Она достала крюк размером не больше ее руки. Карана выглянула из-под выступа и посмотрела вверх, ища, за что бы его зацепить. Но там не было ничего подходящего: ни изразцов, ни щелей. Над ней была узкая золотая лента, затем гладкий полированный лазурит — и еще одна золотая полоска сверху. На ценном камне были выбоины от времени, но совсем неглубокие.
До окон было по крайней мере семь саженей, а ей надо было добросить туда крюк. Это будет очень трудно — бросать надо вертикально вверх, да еще с ее ненадежного насеста. Добросит ли она? Но там, по крайней мере, Лиан, и он может закрепить веревку. Под каждым окном был длинный шест, на который, должно быть, когда-то вешали флаги. Она подумала о том, что до шеста легче добросить, а Лиан сможет там закрепить веревку. Однако она сразу же отказалась от этой идеи: слишком опасно для Лиана.
Карана подготовилась, завязав узлы на веревке: так легче будет взбираться наверх; еще раз проверила веревку для страховки, осмотрела клинья. Она дважды обвила веревку вокруг руки на случай, если промахнется, встала поустойчивей на нижние клинья и, ухватившись левой рукой за верхний, забросила крюк вверх, а затем сразу же схватилась правой рукой за клин, освободив левую руку, чтобы веревка взлетела вслед за крюком.
Увы! Должно быть, расстояние было больше, чем ей казалось. Карана крепко вцепилась в клинья. Ударившись о выступ у девушки над головой, крюк пролетел мимо нее и полетел вниз с ужасающей скоростью. Опустившись на длину веревки, крюк рывком натянул веревку, и та больно врезалась в руку Караны.
— Ах! — закричала Карана.
— Ты… с тобой все в порядке?
— Да, — выдавила она, скрипя зубами от боли. Подтянув крюк, девушка осмотрела руку. На ней появился кровоподтек, и прямо на глазах Караны росли огромные кровавые пузыри. Она приготовилась ко второму броску, но на этот раз дважды обмотала конец веревки вокруг клинышка, привязала ее так, что повисла петля.
Она снова забросила крюк, размахнувшись изо всех сил. Слишком сильно, слишком высоко! Веревка взвилась над окном и обвилась вокруг шеста для флага. Они с Лианом посмотрели друг на друга.
— Я бы мог дотянуться и освободить ее, — очень тихо произнес Лиан.
В эту минуту ее капризный талант вызвал такую боль в груди, что она закричала:
— Нет! Шест не выдержит твоего веса!
С этими словами она дернула за веревку, надеясь, что та соскользнет с шеста. Проржавевший металл издал стон, шест оторвался от стены и полетел прямо в Карану. Она прижалась к стене, вцепившись в клинья. Шест просвистел мимо ее головы, волоча за собой веревку.
Веревка натянулась, как струна, вырывая из щели клин. Ноги Караны съехали с нижних клиньев, и вес шеста потянул девушку вниз. Она закричала и повисла в воздухе, дернувшись от рывка, как кукла. Второй клинышек выдержал!
