— Это как? — насторожился Берен.
Финрод перехватил его взгляд.
— Помнишь, ты говорил, что его легенды — это оружие, отточенное против людей? Его язык — это оружие, отточенное против эльфов. Молодых, наслаждающихся речью. Пробующих слова на вкус и играющих с их значениями… Берен, в этом языке «выбирать» и «принимать» — одно и то же слово. «Просить» и «научить» — тоже одно слово. «Освобождать» и «прощать» — одно слово.
— Но так же ничего не поймешь. Если бы, скажем, меня скрутили и приволокли к Морготу, и я знал бы их язык, и попросил бы отпустить меня…
Он остановился, не закончив, с полуоткрытым ртом. Финрод улыбнулся.
— Ну, продолжай рассуждать.
— …То тем самым признал бы себя виновным, ибо невиновный о прощении не просит. Ловко.
— Они прекрасно понимают друг друга, — сквозь зубы сказал Нэндил. — Но только так, как он хочет, чтобы они понимали друг друга.
Гили вдруг почувствовал гнев барда, и, видимо, изумление отразилось на его лице. Нэндил разжал кулак и голос его смягчился, когда он обращался к Руско.
— Наши прародители называли себя квэнди, «говорящие», когда проснулись на берегах Куивиэнен и нагими бродили по лесам той далекой страны. Только по нашему умению нарекать вещи именами и говорить этими именами друг с другом мы отличали себя от сего прочего животного мира. Тот, кто ругается над речью — ругается над разумом и душой. Можно сковать мне руки и ноги, опустить на самое дно унижения и погрузить в муку — я все равно останусь собой. Но если бы Морготу удалось вложить в меня свой язык… Язык, который подменяет и смешивает смыслы… Я был бы уничтожен. Гномы посмеиваются над нашей любовью к речи и словам, но если отнять у мирроанви умение говорить и мыслить словами — мы будем животными.
— Пока я не познакомился с этим языком, я полагал совсем лживыми легенды об эльфах, которые якобы служили Морготу, и были истреблены в Войну Сил, — добавил Финрод. — Но я переменил свое мнение, когда разобрался с этим наречием. Если Моргот захватил кого-то смолоду, и сумел заставить мыслить на этом языке… То они были. И они погибли все. Боюсь, именно потому, что не знали разницы между «выбирать» и «принимать»…
— Но не так же, как там написано! — возмутился Берен.
— Нет, не так. То была война сил, некогда разверзавших землю для морей и поднимавших ее горами, и те, кто помнил, рассказывали нам, детям и внукам, о зареве на севере и о том, как дрожала земля… Там не могло остаться никого живого, — король помолчал и обратился к Руско. — Спой теперь ты, мальчик. Пой песни своей родины, я мало знаю песен востока.
Гили запел грустную песню о девице, которую отдали замуж в дальние края. Она мечтает стать птицей, чтобы ненадолго слетать домой к родным и уговаривает ветер принести ей вести из дому.
Вилварин и Аэглос подхватили мелодию и довели ее до конца.
— Как странно, — сказал Менельдур. — Мы такие разные, а мечтаем об одном и том же.
— О, нет, — закатил глаза Лауральдо. — Я думал, ты с этим покончил.
— Я покончу с этим не раньше, чем добьюсь своего, Аларко, — Гили понял, что Менельдур назвал Лауральдо его «материнским» именем. Очень трудно разобраться, кто кому кем приходится, когда почти все выглядят ровесниками и лишь Айменел явно младше.
— Так ты, Менельдур, полагаешь, что человек или эльф способен летать как птица? — спросил Берен.
— О, нет. Это было бы невозможно, да и просто глупо. Я думаю, что человек или эльф должны летать как человек или эльф.
— Это как? — заломил бровь Берен. — Я, к примеру, один раз летал как человек. Это было недолго и под конец больно, а если бы не сугроб внизу, я бы вообще вам об этом не рассказывал.
— Вайвэи отыскал целых семь способов летать, — со смехом сказал Лауральдо. — Жаль, что ни один из них нельзя применить на деле.
— Я весь превратился в уши, — Берен даже хлеб отложил в сторону.
— Хорошо, — Менельдур тоже положил еду и сплел пальцы. — Первый способ таков: ветер и вообще воздух обладают некоей упругостью — иначе ветер не надувал бы паруса. В Валиноре дети и взрослые порой забавлялись тем, что пускали ветряных змеев. Если бы можно было сделать такого змея, чтобы он, поднявшись на высоту, летал сам, без бечевки? Мне удалось такого построить. Но обычный змей неуправляем, и без лесы способен летать лишь на слабом ветру и лишь по прямой. Я взял его за образец и построил нового, большого, который мог бы нести подростка. Так что есть на свете эльф, который летал… — он улыбнулся.
— Тоже недолго, — вставил Лауральдо. — Нет, Берен, ничего такого: змея испытывали на утесе над морем. На ветру ребра змея сломались, меня достали из воды благополучно.
— Он был очень хрупок, а укрепить его нет никакой возможности — если использовать более толстое дерево, змей будет слишком тяжел для полета, — кивнул Менельдур.
— Я все понял про змея! — Берен поднял руки ладонями к спорщикам. — А дальше?
— Дерево плавает по воде, — продолжал Менельдур. — Так же будет плавать и пузырь, наполненный маслом, ибо масло легче воды. А теплый воздух легче холодного. Если наполнить большой пузырь теплым воздухом и привесить к нему корзину, можно поплыть по ветру как по воде. И плыть, пока воздух не остынет.
— Это два способа, и оба они мне нравятся, — с воодушевлением сказал Берен. — А третий?
— Ты видел, как падает кленовое семечко? — Менельдур покрутил в воздухе пальцем. — Можно сделать большие лопасти наподобие него, и если быстро вращать их, они будут подниматься вверх.
— Три способа летать! А четвертый?
— В океане обитают спруты, у которых восемь ног и все растут из головы. Они набирают в себя воду и с силой выталкивают ее, при том продвигаясь вперед. Если бы что-либо могло так же набирать в себя воздух и с силой выталкивать — то оно бы летало.
— Кому-то придется съесть очень много гороху. Нет, я не смеюсь над тобой, продолжай! Я узнал четыре способа летать, и гадаю, каким же будет пятый!
— Пятый способ пока является плодом только моей игры ума. Все тела падают вниз так или иначе — мудрые говорят, что существует некая земная тяга. Если бы существовала тяга небесная, а земной бы не было, мы бы взмыли к небесам, и не только мы, но и все, что есть на земле, кроме деревьев. Одни говорят, что небесной тяги нет, другие — что она есть, но слишком слаба. Я думаю все же, что небесная тяга есть, ибо приливы и отливы, связаны с тем, как ходит по небу Итиль. Если бы можно было изыскать чары, и при помощи их уговорить землю отпустить меня, то Итиль притянула бы меня как воду.
— Ну, этот способ только для эльфов, ибо людям чары недоступны, — пожал плечами Берен. — Наверное, и шестой способ такой же?
