— И хотя мне приятно убивать зидов, я не могу драться с тем, кого так сильно переоценили, — сказал я медленно, с расстановкой, чтобы он не заметил, насколько тяжело я дышу, и опустил клинок.
— Я тебе покажу, кого здесь переоценили, ты, наглая свинья!
Он ринулся на меня. Я снова повел его и крикнул:
— Стоп!
Он не осмелился ослушаться. Его взгляд мог бы прожечь дыру в стальном доспехе. Острие моего меча снова оказалось в той же самой точке. Я порадовался, что Дэймон так великолепно вымуштрован.
— Ты должен показать ему этот прием, раб, — велел учитель. — Дэймон, прикажи рабу показать тебе прием. Тогда ты будешь неуязвим.
Я покачал головой.
— Ты смеешь отказывать мне? — взревел Дэймон, чьи глаза угрожающе пылали.
— Я могу показать вам этот прием, но вам еще далеко до неуязвимости. Вы — начинающий, блестящий, и все же начинающий, не более того. Я могу воспользоваться сотней других приемов, однако итог будет тем же.
Небольшое преувеличение, если честно, поскольку я едва мог поднять руки.
— Скорость и реакция не превзойдут умения. Отошлите меня назад и подберите нового противника, ближе себе по уровню.
От холодной ненависти во взгляде зида мне стало не по себе.
— Сегодня я отправлю тебя назад… но только сегодня. Я поговорю с генсеем, — он ухмыльнулся и коснулся моего ошейника, — однако тебе лучше научиться следить за своим дерзким языком. Ты всего лишь ходячий труп и всегда им останешься. Я прав?
Скорчившись в грязи и выворачиваясь наизнанку, я кивнул. Этого я забыть не смогу.
На следующий день меня известили, что я займу место наставника уоргрива Дэймона. Однако меня не освободят из клетки и не подвергнут чарам принуждения, как можно было бы ожидать, поскольку я продолжу участвовать в поединках, которых потребует надсмотрщик Зев'На. Видимо, на моем долгожительстве нажился не один только лекарь Гораг.
И хотя я не знал, к чему может привести такая перемена, она подарила мне проблеск надежды. От меня требовалось большую часть дня находиться не в загоне, а привязанным на главной тренировочной площадке крепости в ожидании уоргрива. Дэймон тренировался около четырех часов ежедневно, иногда — утром, иногда — днем или вечером, и все это время я не мог позволить себе думать о чем-либо другом. Однако в остальное время, если у меня не был назначен поединок, я мог наблюдать за передвижениями крепостных, рабов и зидов всех рангов. Тренировочная площадка с трех сторон была окружена сплошными каменными стенами, с четвертой же открывалась на широкий конюшенный двор. Загон с рабами стоял позади двора, за кузницей и шорней. Иногда среди проходивших там могла оказаться и Сейри, но я сам себе не хотел признаваться в том, как я жаждал увидеть ее снова. Лучше было бы этого избежать.
Многие офицеры-зиды делили тренировочную площадку с уоргривом Дэймоном. Зная, что я являюсь наставником столь известного воина, они то и дело спрашивали у меня совета. Я заручился разрешением Дэймона, прежде чем отвечать им, но его это не волновало. Пару недель спустя у меня было несколько учеников, хотя уоргрив оставался основным.
Как-то раз в дневной солнцепек я съежился на крошечной полоске тени, до которой дотягивалась моя цепь. Какой-то воин — не из завсегдатаев — привел нового раба для тренировочного поединка. Я еще не слышал имени новичка, но помахал ему рукой, прежде чем он принялся за работу. Раб, невысокий, крепкий мужчина, улыбнулся и ответил тем же. Он был хорошим бойцом — лучшим, чем зид, однако тот оказался почти нечувствителен к ужасной жаре, а раб вскоре начал истекать потом. За время поединка лицо дар'нети побледнело. Во время каждого перерыва он утирал глаза, и я видел, как тяжелеют его руки, а дыхание становится все стесненнее.
Когда зид потребовал остановки, чтобы опробовать новый клинок, я вскочил на ноги и попросил разрешения говорить.
— Могу я предложить вам пару подсказок? Как вы знаете, я наставник уоргрива Дэймона.
Вызываться добровольцем было не в моих обычаях, но это могло дать рабу возможность передохнуть.
— Я не спрашиваю подсказок у рабов, — проворчал зид. — Дэймон — дурак, если думает, что раб может дать совет, заслуживающий внимания. Всем вам следует поотрезать языки.
Новый раб стоял в углу двора, борясь с тошнотой. Верный признак солнечного удара.
— Однако вы наклоняетесь слишком далеко вперед в любой стойке, теряя устойчивость и скорость ответных атак, — погрешность, которой я не ожидал от воина вашего ранга.
— Да как ты смеешь?!
Зида едва не хватил удар, он прекрасно сознавал, что я прав и что я объяснил это его противнику.
— Я покажу тебе, как я слаб! Дайте этой наглой твари клинок!
Я сделал глупость. Я провел непростое утро с Дэймоном, а за час до заката должен был состояться поединок с моим старым приятелем Габдилом. Собралась небольшая толпа зрителей — воинов и слуг. Все делали ставки, надзиратель Дэймона отвязал меня от стены и дал оружие, которое отверг воин. Мой противник расслышал споры заключающих пари, и лицо его побагровело.
На схватку ушло полчаса. Зид был силен как бык, и его техника оказалась лучше, чем я предполагал. К счастью, он решил сдаться, прежде чем я убил его. Когда я встал на колени и вытянул руки по его приказу, я готовился к прикосновению к ошейнику, но он предпочел, как следует пнуть меня в живот.
Забытый раб сидел в углу, ожидая надзирателя, и, пока я пытался набрать в легкие воздуха и вернуть желудок на положенное место, он протянул ко мне открытые ладони. Жест вежливости, ведь он навряд ли сможет оказать хоть кому-нибудь услугу в ближайшее время. В лучшем случае, он будет в состоянии позаботиться о себе — а может, и нет. Он выглядел так же ужасно, как я себя чувствовал.
Наставник снова привязал меня за поводок, и я прислонился к каменной стене, наблюдая за тем, как разбредаются зеваки. Солнце слепило глаза, так что я не мог рассмотреть одну фигуру, которая задержалась дольше других, неподвижная среди движущейся толпы. Единственное, что я смог разглядеть, — это был крепостной. Никакого красного платка, прикрывающего волосы, так что это не женщина… не Сейри. Вскоре все разошлись, и я задремал.
Поединок с Габдилом прошел хорошо. Он наградил меня болезненным ударом по спине, что вполне удовлетворило его, так что он не слишком разозлился, когда я вынудил его сдаться. Рана была неглубокой и не могла меня искалечить, что меня порадовало. Довольно много людей наблюдало за схваткой: крепостные, зиды, рабы. Я не мог видеть из-за пота, заливавшего мне глаза. Надзиратель связал мне руки и отвел меня к лекарю, а затем обратно в камеру.
