Джудит любила своего сына и всячески баловала. Это не шло на пользу его характеру, но все, кто долго был при дворе, говорили, что внешностью и повадками тот напоминал отца. Высокомерный юноша был отличным учеником, чуть ли не лучшим из тех, кого доводилось видеть Росвите. Но она не слишком расстраивалась, когда он покинул королевскую школу. Совсем непохожий на Бертольда, он обладал общей с ним чертой, которую Росвита никому не поставила бы в вину: жаждой знаний.
Теперь Хью был человеком церкви и не интересовался ничем, кроме дел церковных и своего нового сана, аббатства в Фирсбарге. И, вне всякого сомнения, мать рассчитывала сделать его пресвитером при госпоже-иерархе в Дарре. Несмотря на свой беспокойный характер, юноша не доставит Росвите хлопот своим присутствием при дворе короля Генриха. И слава на том Владычице!
— Я послала своего лекаря к Вилламу. — Передергивая плечами, Джудит поправляла кольчугу. — Но вмешиваться не пыталась. Пусть этим занимаются советники его величества.
Росвита про себя смиренно улыбнулась. Каждый раз Господь напоминал об одном и том же: не спешить с суждением о людях… Она кивнула маркграфине и, извинившись, направилась к королевскому шатру. Пришло время брать быка за рога.
Генрих не мог совладать с яростью:
— Что ты скажешь мне, Росвита? Может, ты привела Сабелу? О Владычица! Эта дурнушка-дочь опозорила меня прилюдно, не зная того. За что Господь карает такими детьми?
— Ваше величество, — заговорила Росвита, стараясь оставаться спокойной. Генрих покраснел, и, казалось, он вот-вот взорвется. — Хоть я и из благородной семьи, но приказывать герцогине Лютгарде не могу.
Она взяла Генриха за запястье, и тот вздрогнул. Этикет не позволял дотрагиваться до короля без разрешения, но это хоть как-то могло его утихомирить.
— Вы гневаетесь, ваше величество, — прибавила диакониса, пока он собирался с мыслями.
— Да. Лютгарда отказывается выдать мне человека, чья измена может стоить жизни моему единственному ребенку…
— Ваше величество, — возвысила Росвита голос. Это было резко и грубо, но она понимала, что король способен сейчас наговорить то, о чем потом будет сожалеть. В том числе и о Сангланте. — Пойдемте, взглянем на Виллама.
Неужто никто из придворных не догадался успокоить королевский гнев, напомнив об умирающем сподвижнике? Видимо, полная растерянность царила в лагере. Росвита указала на вход в шатер, приглашая Генриха войти, и тот нахмурился. Но, немного поколебавшись, все же вошел, предоставив ей следовать за ним. Хатуи кивнула Росвите. Одобряя ее? Вряд ли. Простолюдин, пусть даже настолько гордый, как эта «орлица», не решился бы и думать об одобрении или неодобрении дел людей знатных.
Кисть левой руки Виллама была отрублена по самое запястье. Не хотелось и спрашивать, как получил он эту рану. Маркграф был в полудреме, но малейший шорох мог его разбудить.
Генрих, отстранив лекаря, положил руку на лоб Гельмута. Ярость постепенно стихала.
— Он сильный человек, — прошептал тихонько король, и лекарь утвердительно кивнул в ответ.
— Заражения нет? — спросила Росвита.
— Рано говорить, — произнес врач очень высоким голосом с сильным и непонятным акцентом. — Маркграф, как изволили сказать его величество, сильный человек. Если заражения не будет, он выживет, если будет — умрет.
Король опустился на колени рядом с ложем. Лекарь проделал то же, не осмеливаясь стоять в присутствии коленопреклоненного монарха. Генрих глянул на Росвиту, приглашая и ее. Она начала читать молитву, которую король повторял, крепко сжимая в руке свой Круг Единства.
Произнеся последние слова, он повернулся к лекарю:
— Что нужно больному?
Росвита пристально смотрела на этого человека. Она не доверяла лекарям. Ей казалось, что все они похожи на астрологов, которые бродят из города в город и за деньги предсказывают людские судьбы. Лекарь был безбородым — не то клирик, не то евнух с востока. Интересно, где Джудит нашла его? Если в Аретузе, то какие дела могли связывать маркграфиню с восточной империей? Подтверждал ее догадку голос врача, слишком высокий для настоящего мужчины.
— Я следую учению даррийской лекарши Галены — женщины, жившей много веков назад, но обладавшей великими знаниями. Человек с такой раной должен несколько недель лежать в сухом и теплом месте. Рана должна оставаться чистой. Нужно хорошее питание, бульон и прочее. Тело выздоровеет само. Или не выздоровеет. Господь укажет.
Лекарь коснулся рукой Круга Единства на груди и склонил голову в знак принятия Божьей воли. Виллам шевельнул рукой. Глаза его приняли осмысленное выражение, но он не произнес ни слова. Генрих вытер слезы.
— Ты останешься в Касселе, Гельмут. А я выступлю к Отуну, чтобы восстановить сестру на ее кафедре.
Видно было, что король окончательно пришел в себя. Он кивнул лекарю, который по-восточному поклонился в ноги, касаясь пола лбом. Выйдя из шатра, Генрих повернулся к Росвите:
— Пусть Сабела подождет. Пусть потерпит, пока мы будем двигаться к Отуну. Не хочу ее видеть!
Росвита улыбнулась про себя. К Генриху и в самом деле вернулся рассудок. Как ловко он переставил акценты! Теперь все будут говорить, что это не Лютгарда не отдает ему Сабелу, а сам король, гневаясь на сестру, не может вынести ее вида. Один только вопрос волновал теперь Росвиту:
— Мы не идем на Гент?
Лицо Генриха окаменело. Он сжал руки за спиной, сдерживая чувства.
— Две трети армии выбыло из строя. Нужно уладить здешние дела и за лето собрать новое войско. Гент должен продержаться до осени. — Тут глаза его вспыхнули. — И Сабела узнает, что значит во второй раз пойти против меня!
4
Королевский двор и остатки войска три дня стояли в предместье Отуна, пока епископ Гельвисса собралась с мужеством и впустила их в город.
Стоя на возвышенности, Алан видел, как распахнулись ворота и ликующая толпа высыпала навстречу своему королю и законной госпоже.
Последние несколько дней, пока войско графа Лавастина шло на запад, его постоянно обгоняли небольшие группы людей — остатки войск Сабелы, Родульфа и других герцогов и принцев, поддержавших мятеж. Солдаты разбредались по домам, где их ждали полевые работы. Оставалось надеяться только на то, что лето выдастся долгим…
Войско Лавастина, к счастью, не понесло потерь, никто из воинов даже не был серьезно ранен. Сержант Фелл с пешими солдатами отправился в Лавас, ибо тамошние поля нуждались в рабочих руках. Сам граф с двадцатью конными тенью следовал позади королевского войска. Алан не знал, чего тот ждет и что собирается делать. Ясно было одно: в его собственной жизни переменилось все. Теперь он спал на удобном ложе в шатре Лавастина и пищу получал с графского стола. И носил красивую льняную рубаху вместо своей старой, давно уж истертой и перелатанной.
