"Кстати, — сообразил Юрий, — а почему огненные маги не прибежали сюда во время схватки? Неужели не слышали всех этих криков? Сволочи, значит, это их работа!" Однако такие обвинения в адрес жителей "Садоводства" показались ему сомнительными: огненным волшебникам было бы гораздо проще запереть их у себя в поселке, чем устраивать потасовку в лесу. Разве что нападать на гостей собирались не все обитатели поселка? Или они специально выпустили экскурсантов, чтобы потом, если кому-нибудь из них удастся сбежать, он бы ни в чем их не заподозрил? Но даже если все было так, для чего огненным вообще все это было нужно? Кто-то из детей все же сумел увидеть нечто секретное? Или, может быть, огненная община так и не отказалась от мысли заполучить в свои ряды всех необычных детей?.. Это объясняло, почему они так легко согласились пустить в "Садоводство" чужаков — они и не собирались выпускать их обратно!
Прокрутив все это в голове, Юрий немного успокоился — логические рассуждения помогли ему справиться с паникой, и он понял, что прежде, чем переживать за своих подопечных, ему необходимо самому выбраться из леса. Он в очередной раз попытался пошевелиться, но чужая магия продолжала сдерживать все его движения. Чужая магия… А вот чья именно, какой стихии? Скосив глаза, Златов попытался оглядеть "третьим глазом" самого себя и мысленно издал изумленный свист — его черную ауру водного мага охватывала кайма белого цвета! Похоже, он поторопился приписывать нападение магам огня. Даже если среди напавших и был кто-нибудь огненный, Златова вывел из строя волшебник, чьей стихией был металл. Причем волшебник этот был довольно умелым, раз смог охватить своей магией всего Юрия целиком, но не очень сильным, потому что, лишив Златова способности двигаться, он никак не повлиял на его чувствительность. Был бы это по-настоящему сильный маг, Юрий не только не мог бы пошевелиться, но и не ощущал бы ни холода, ни боли в ушибленной спине. А еще более сильный и опытный чародей мог бы и вовсе отправить молодого человека на тот свет, обездвижив вообще все мышцы в его организме, включая сердечные и дыхательные…
Златов мысленно передернулся и снова заставил себя думать о реальной ситуации, а не о том, что могло бы быть, если бы ему повезло чуть меньше. Раз его обездвижил не особенно сильный маг, значит, его заклинание будет действовать не слишком долго. Максимум несколько часов… Вот только продержится ли столько времени на морозе сам Юрий?
"Продержусь, — принялся уговаривать себя молодой человек. — Сейчас не так уж холодно, а я нормально одет. Да к тому же, за несколько часов эта магия развеивается полностью, а немного шевелиться я смогу гораздо раньше. Как почувствую, что "наркоз отходит", так сразу же начну дергаться и согреюсь!"
Однако Юрий хорошо понимал, что, сколько бы он ни храбрился, шансов не замерзнуть у него маловато. Холод уже охватил все его тело и, казалось, медленно просачивался внутрь, под кожу, словно прожигая ее ледяным огнем. А зарывшаяся в сугроб правая рука, на которой не было перчатки, все сильнее наливалась болью — снег вокруг нее сначала подтаял, а теперь снова начал замерзать, сжимая ладонь и пальцы ледяными тисками.
Если бы Юрий мог дрожать, он бы затрясся и от холода, и, в большей степени, от страха. Шанс не замерзнуть насмерть до утра у него, возможно, и был, но вот остаться после этой ночи здоровым ему не удастся! Наверняка схватит воспаление легких, а пальцы на правой руке отморозит до такой степени, что даже лучшие маги-целители не смогут их вылечить! Придется заново учиться все делать левой рукой, Лилит при взгляде на него будет испуганно вздрагивать, Альбина будет смотреть на него с жалостью…
Паника захлестнула молодого человека полностью, и некоторое время он вообще плохо осознавал, что с ним происходит. Роща, снег и черное небо над головой исчезли, весь мир заполнила одна единственная мысль: в двадцать шесть лет он станет изуродованным калекой, и это уже не изменить, он ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить такой исход. Юрий всеми силами рвался из магического плена, но так и оставался неподвижно лежать в снегу, неспособный даже застонать от все возрастающей боли. Ну почему это случилось с ним именно зимой?! Почему они не подождали с экскурсией до лета, пока этот жестокий, этот медленно убивающий все живое снег не исчез, не растаял?!
По лицу Юрия потекли горячие злые капли — слезы бессилия и жалости к себе. И внезапно он успокоился: паника схлынула так же резко, как до этого навалилась на молодого человека, а обида за собственную несчастную судьбу сменилась чувством стыда. Да как он вообще смеет ныть, когда Лилит и Альбина находятся в куда более серьезной опасности?! Он может остаться без руки, а их могут убить, если уже не убили! Нет, он все-таки безнадежен, он всегда будет в первую очередь думать о себе, а не о других людях, даже самых любимых и близких. И именно поэтому Альбина никогда не сможет его полюбить — потому что у нее все наоборот, потому что окажись она на месте Юрия, она беспокоилась бы о детях и о нем, а о себе, скорее всего, вообще бы не думала!..
А потом Златов снова вернулся мыслями к тому, о чем думал во время своей безмолвной истерики, и снова едва не расплакался — на этот раз от радости. У него есть возможность дожить до утра и не заболеть — и если бы он не ударился в панику, как глупая кисейная барышня, он бы уже давно это понял! Снег, в котором он лежит и с которым соприкасается голой рукой — это та же вода, его стихия, то, что может не только убить и покалечить его, но еще и дать ему жизненную силу! Сколько угодно сил, хоть неделю на нем валяйся!
Тщательно сосредоточившись, сфокусировав все свои ощущения в правой кисти, Златов осторожно потянул из снега и льда энергию. Это получилось у него не сразу — слишком уж сложно было переключиться с ненависти к этому белому и пушистому веществу на хорошее к нему отношение и на веру в то, что оно может вернуть его к жизни. Но, в конце концов, Юрию это удалось, и он почти сразу почувствовал, как отступает мороз и по телу начинает медленно разливаться тепло, а на смену страху и отчаянию приходит приятное умиротворение. "Не уснуть бы!" — прикрикнул на себя Златов, но тут замерзшая рука, к которой начала возвращаться чувствительность, налилась такой резкой болью, что, если бы молодой человек мог, он наверняка бы закричал. "Ничего, — попытался утешить он себя, — раз болит, значит, с ней все в порядке, обморожение не сильное". Но это ему не помогло: боль продолжала усиливаться, и через несколько минут Юрий снова не мог думать ни о ком, кроме себя и своих страданий. По ледяным дорожкам, застывшим у него на щеках, опять покатились, растапливая их, жгучие капли. И только крошечный уголок его сознания продолжал помнить о том, что он должен тянуть из снега энергию, не останавливаясь ни на секунду — тянуть, несмотря ни на что, потому что это его единственный шанс остаться в живых.
