— Клетки откуда?
— От Степановны, от кого ж ещё!
— Подозрительная эта ваша Степановна, — Алек нахмурился. — Такие артефакты не выдаются, все — наперечёт.
— Разберёмся, — проговорила. — Алек, откроешь их?
— Попробую… — Алек вытащил связку амулетов.
— Сама, — обернулась на Кота. Она сидел, обернув лапки хвостом, и внимательно нас рассматривал.
— Что?
— Сама открывай. Ты Яга, земли твои. Никакие просроченный артефакты ослушаться тебя не смогут.
— Правда, кстати, просроченные, — заметил Алек. — Этим клеткам лет тридцать, у нас их списывают каждые пять.
Самой открывать? Тут даже дверцы никакой нет, молчу уж про замок. И как такое открывать?
Неуверенно взялась за прутья, и меня тут же прошибло током. Отскочила.
Вопрос остаётся открытым.
Обернулась на Кота, он молча смотрел на мои попытки. Ну, если Кот говорит, что сама должна, то, наверное, должна.
Алек продолжал искать в своих амулетах что-нибудь подходящее. Кажется, не находил.
Ладно, ток кусачий, но терпимо.
Сосредоточилась на мысли, что нужно вытащить ребят. На моих землях никаких блокираторских клеток быть не должно — и не будет! Сейчас эти поломаем — как-нибудь, но поломаем! — и зачистку проведём. Вон, Алек говорит, не должно быть таких артефактов в какой-то навьей деревне, значит, пусть сам их выискивает и конфискует. Разрешаю.
Ток через ладони пробил всё тело, но в этот раз я не отступила, только сильнее сжала руки. Что мне какой-то ток, я, вообще-то Яга. Да-да, та самая. Я.
Когда боль от тока уже стала невыносимой, а колени начали подгибаться, всё прекратилось. Послышался скрежет, и только сейчас я поняла, что крепко зажмурилась.
Открыла глаза.
Лишь одна стенка клетки оставалась на месте — та, что была у меня в руках. Сквозь неё удивлённо смотрел Витя.
— Сработало, — пробормотал он.
— Сработало! — я отпустила тяжёлую клетку, и она повалилась на Витю. Тот с лёгкостью её подхватил и убрал в сторону. — Так, давайте дальше!
Радость не прекращалась. Ток бил не менее сильно, но знание того, что это ненадолго, придавало сил. Вторая клетка сломалась. Третья. Четвёртая.
— Это что такое! А ну! А НУ ОТОШЛИ! — голос Степановны я узнаю из тысячи. Но отвлекаться нельзя, надеюсь, парни её не подпустят.
— Не мешайте, — послышался голос Алека. — Дело будет рассмотрено инквизицией.
— Да какой инквизицией? Кто инквизитор? Ты? Не смеши мой фартук! Сосунок! Да какой инквизитор будет якшаться с этим отребьем!
Пятая клетка открылась. Обернулась на секунду, чтобы заценить стену из мужских спин. На защиту встали и освобождённые, и те, кого здесь раньше не было. Кажется, люди повыходили из своих домов. И что им раньше мешало?
— Иннокия пусть кто-нибудь поищет! — бросила. — А эту ненормальную держите. И кто там с ней? Пусть люди массой их задавят, что ли?.. Гуси! — вспомнила. — Гу-уси-и! — закричала я, вызывая своих верных помощников. Уж кто-кто, а эти точно всех тут приструнят.
Послышалось птичье гоготание. Огромные пернатые тут же спикировали с неба, поднимая клубы пыли.
— Га! Га! Яга! Слушаем! Слушаем!
— Помогите местным. Найдите тех, кто помогал Степановне. Сможете?
— Уродов! Уродов! Чуем! По запаху!
— Вот и отлично, — криво улыбнулась. — Все слышали? Кто горит желанием, идите с гусями.
Горели многие. Вот удивительно — на площади всё больше людей собиралось. То есть, без шуток, этот фюрерский режим ввела Степановна? И сейчас, когда пришла условная подмога в нашем лице, люди решили бунтовать? Как вообще Степановна смогла заправлять? Явно же к волшебству тут не так плохо относятся… Вон, как минимум семеро юных колдунов и ведьм, и это точно только меньшая часть — самые смелые, которые не побоялись объединиться.
Взялась за следующую клетку. Ток к мыслительной деятельности не располагает.
И всё же… Вот, в моей деревне как минимум семь необученных колдунов и ведьм, у Кощеев оборотни и вампиры, которые тоже нуждаются в социализации и образовании. Надо как-то преодолеть этот барьер между Навью и Явью хотя бы только для того, чтобы местные имели доступ к нормальному образованию, а в Яви перестали судить по укоренившимся стереотипам.
Последняя клетка была открыта. Краем глаза я увидела, как из дома старосты выводят осунувшегося и шокированного Иннокия. Степановну держал Витя и другой, не менее крупный, парень. Гуси сгоняли на площадь людей, а кото-то даже тащили за шкирку. Алек руководил заключением — местных магофобов обвязывали верёвками, и инквизитор что-то к ним прикреплял.
А я всего-то хотела переодеться в свою одежду и вернуться домой!
— Как вышло, что эту сумасшедшую слушаются? — спросила Витю.
— Да черти её знают. Она тут живёт дольше, чем кто бы то ни был, ещё при моей бабке народу мозги промывала.
— Да? — посмотрела на красную Степановну, Алек уже успел повесить на неё какой-то амулет. Её бы не верёвкой обвязать, а в кандалы посадить, желательно серебряные. Я ещё помню, как она ковры выбивала! — А на вид ей не больше пятидесяти.
— Да все сто уже.
— Разве обычные люди столько живут?
— Кто как.
— Странности.
— У неё люди свои, — добавил второй парень. — И никогда не знаешь, кто именно. Страшно. Ты колдовство покажешь или с нечистью заговоришь при свидетелях, а на следующее утро не проснёшься. Вот и молчим. Защиты не у кого искать, вот, только сейчас вы появились, а раньше нам что делать?
— А саму Степановну… того? — провела ребром ладони по шее. Степановна задёргалась пуще прежнего. — А чего она молчит?
— Инквизитор немоту нацепил, — пояснил Петя. — И её «того» — не получается. В дом к ней не пробраться, говорят, лет десять назад пытались. Что-то там защитное. А на людях…
— Так колдовство, наверное.
— Может быть.
— То есть никого не смущало, что она против колдовства выступает, а сама им пользуется?
