***
При нём не было ни адамантита, ни огня. Но была ярость и времени осознавать, что он творит, так же не было. Бойня во дворце получилась знатной. Дворяне всё же учудила резню, как стражникам, так и Ирн’Лормам. Вторым, кстати, за связи с чёрной магией, убежать не удалось. Их вопли разносились по всему дворцу, и это была месть за убитых сыновей, дочерей, братьев и сестёр.
Зашеир помнил те дни, который он провёл с Сейдиль, до того момента, когда Лоренц избрал её. Потому-то южанин и ушёл из Ваетира. Он не хотел видеть женщину, которую любил и вожделел. Она принадлежала другому и он её убил! Убил его Сейдиль!
Вряд ли он мог победить его во тьме подземелий, наполненных горючим газом, но очередная глупая идея могла бы отправить проклятого Лоренца-Губителя на тот свет окончательно. Его тень скользнула в метре от него, затем во всех углах одновременно, безумно хохоча. Зашеир ударил наотмашь по силуэту впереди себя и тут же почувствовал жгучую боль спине. Губитель ударил его наискосок, от плеча по всей спине. Кровь полилась по полу, и лейтенант устало зашагал по собственной крови, заметно прихрамывая. Ещё один удар, и ещё один шрам. Размытая тень в ходящей ходуном тьме кружила вокруг него, нанося удар за ударом. Лейтенант в конце концов упал без сил в каком-то небольшом помещении, в центре которого стояла могла Основателя Ваетира, Лорда Ваэтра Сурового.
Только сейчас, истекающий кровью, он понял, что здесь горят свечи. Сюда могли войти чистые от скверны люди, но не Губители. Так повелел Ваэтр своему магу перед своей смертью. Тот, по легенде, поставил магический барьер. На его могильной плите было написано: «Лишь Свет Всевышних и Огонь» Только сейчас он понял, что здесь нет даже намёка на горючей газ.
Собрав все силы в кулак, он поднялся, стоя в луже собственной крови. Силы покидали его и взяв окровавленными свечу с алтаря, он так же взял со стойки с подношениями кувшин масло. В проёме к могиле Ваэтра стоял Лоренц, чьи глаза полыхали кроваво-красными огнями. Во тьме был трудно различить цвет каменных пород этих пещер. Тьма здесь входила во все права, но даже она плыла в глаза от сил природы. Как бы Лоренц не пытался, как бы не вопил и не бил мечом по невидимому барьеру, он не мог войти. ЗА то Зашеир мог много чего выпустить…
Силы покидали его, и холод брал своё. Губитель победно смеялся, но ухмылка пропала с его лица. Глаза перестали гореть алым, а вены набухли черной кровью. Лейтенант Пашар бросил кувшин, и масло вылилось за пределы барьера. Кипящий воск капнул на лужу, а за ней и свеча упала на дорогое, жертвенное, джейстенское масло, которые вспыхнуло ярче солнца.
***
Подожжённый горючий газ плавил даже каменные породы, сотрясая стены Небосвода и весь город. Огонь не только уничтожал древние могилы, но и всё живое, что могло находиться в подземельях. В том числе и не живое. Огонь объял Лоренца Губителя, сжигая его, скверну и тьму дотла, да что там! Даже пепла не останется, когда весь газ будет сожжён! Огонь очистит Ваетир, сжигая окровавленные подземелья, где ранее Балкрас Бронегрыз съедал всех тех, кого ему отправлял Лоренц.
— Идиоты. Нельзя на них положиться. Всё придётся делать самому! — прошипел Рендон Пэтрот, находясь на полпути к Сайн-Ктору, когда волна о вести двух Губителей коснулась его и всех приспешников Ненасытного.
Глава 6. Рассвет настаёт
Месяцем ранее
- Я не просил этой силы. Я не хочу причинять им боль… — Айдан накинул плащ на голову, прикрывая тканью свои доспехи из мифрила и рукоять меча в виде головы грифона. Он врал. Врал всем и самому себе, и именно от этого он так сильно устал.
***
- Улетай! — кричал он в яростном гневе, но Альва только махала головой и злобно толкала его орлиной головой в знак протеста. — Да давай уже! Лети! Лети же! На кой тебе черт такой ездок как я? Лучше бы ты ещё по Вингхайяром мне глотку перегрызла, чем нашла во мне ездока! — Айдан не мог держать гнев в себе и оттолкнув от себя Альву, невольно обжёг её шею лучами из света. Императорский грифон в непонимании мечется и кричит от боли. Айдан сорвал с неё седло, а затем принялся кричать, махать руками, толкать и обжигать, лишь бы она ушла… и Альва улетела.
Взмахивая могучими крыльями золотистого, но обожжённого оперения, она улетела. Айдан этого не видел. Айдан этого не знал. Да, Альве было больно. Обидно. Она прекрасно понимала, почему её ездок так поступает. Она видела это в его глазах. Безумие страха охватывало его, и она хотела помочь ему всем сердцем, ведь недаром же говорят, что грифоны понимают и проникаться куда лучше людей. Но что зверь мог поделать? Что Альва могла противопоставить силе Света и драконьей крови? Только смириться с тем, что сейчас она ему не поможет, как бы она не рычала на него или как бы не была ласкова. Сейчас, она могла ему помочь, только оставив его одного, а за тем прийти в самый нужный час. Это Альва прекрасно понимала. Была боль, была и обида, но было понимание. Понимание того, что сейчас она сделать ничего не сможет, и будет вынуждена уйти, прогнана, лишь бы спасти свою жизнь и жизнь своего ездока. В ночи она летела за ним. Потому что знала и понимала, что она нужна ему. А ведь правду говорят, грифоны понимают, и проникаться куда лучше людей.
***
Не спать до глубокой ночи вошло в их привычку. Сейна часто болтала то о том, то о сём, перед тем как уснуть. В какой-то мере, пока они были рядом, Сейна больше не видела и не слышала Мирану, а Айдан, засыпая с нею, видел кошмары не так часто, как раньше. Но сон как будто не нёс ему отдыха. Слишком часто он просыпался в холодном поту, после чего уходил в самую рань на тренировочную площадку. Удары, выпады, финты, пируэты и приёмы боя он видел во снах, в тех битвах, участия в которых не принимал. Вновь проснувшись от кошмара, который он смутно помнил, Айдан прикрыл Сейну одеялом, и, одевшись в доспехи из мифрила, схватив с собою клинок, который он убил Балкраса Бронегрыза, ушёл к тренировочной площади. Казалось, он убил дракона недавно, неделю назад, а чувство, как будто прошёл год, не оставляло его.
Солнце вставало поздно. Лишь чаны с огнём освещали площадь перед казармами. Он только хотел приняться повторение уже изученного, как тьма перед ним приняла облик. Языка пламени в чанах затряслись, когда утренний туман стал чёрным, и вихрем закрутился по спирали. Перед Айданом, черным, как ночь, силуэтом, предстал он сам. Точная его копия с красными глазами и чёрными, вздутыми венами. На поясе его покоился меч, в точности похожи на меч коим Падший, Карин Кикспаргх, оставил три ужасных шрама Айдану на груди. Тёмный Айдан встал перед самим собой.
— Мы вновь встретились — сказал он, когда Айдан, от которого исходило свечение, встал в боевую стойку, так, чтобы щит закрывал его корпус, а клинок из адамантита застыл в удобном колющем положении.
— Я уничтожил тебя! — рычит Айдан, делая шаг по кругу. Алый адамантит сияет в руках Тёмного, а сам он хохочет
- Из света льётся тьма, а из тьмы льётся свет, Лок-Хай’Эред! — первый удар оказался подлым, как и следовало ожидать. Резкий удар по ногам прошёл мимо, Айдан успел отскочить
- Поди прочь, отродье Лживого! — кричит он ударив кромкой щита, так, чтобы ошеломить противника ударом в кадык. Алое лезвие блестит в отблесках тьмы, со свистом разрывая воздух. Лезвие со звоном ударяется о щит и Тёмный отлетает от мощного толчка. Он играет с ним. Лезвием водит по воздуху, пытаясь обмануть и спровоцировать. Тьма окутывает его, выстраиваясь в доспех. Добротный, латный, с лавовым орнаментом, тьма преобразуется в каплевидный щит, и Тёмный Айдан вызывает его на поединок. Айдан принимает вызов. Адамантит, чистый как родник, соприкасается с проклятым металлом, и искры летят во все стороны. В ушах бьют боевые барабаны, кровь закипает в жилах, и страх отступает, уступая ярости и свету, питаясь силой из крови. Ловкий выпад врага был пропущен Айданом в самый последний момент. Проклятый адамантит острием скользнул по мифрила его доспеха, и сей же момент рукоять осквернённого клинка оказалась у его горла.
