И это не бегство от светлых! Нет!
Это — тактическое отступление.
— Я пойду, — проговорила я. — Доброй ночи, Ребекка. И помните — мое предложение в силе.
Я спустилась с крыльца, и тут в спину мне полетело:
— Никаких союзов не будет. И чтобы духу твоего здесь не было, змея подколодная! Имей в виду, я люблю своего сына и костьми лягу, лишь бы не дать ему испортить себе жизнь и взять тебя в жены!
Вот и как ответить?
“Уж сделайте одолжение?”
Я стремительно шагала по мощеным улицам, в голове было тесно от мыслей.
С одной стороны, я сегодня испортила настроение двум светлым: напугала Сэмюэля и разозлила Ребекку.
Это плюс.
Ребекка играет на моей стороне — это еще больший плюс. И уж совсем хорошо то, что мне даже не пришлось ничего ей предлагать.
Минус был только в том, что я ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы отвертеться от помолвки: Лайтвуд, как и прежде, остался спокоен и непоколебим.
Ну что ж.
Сэмюэль и Ребекка на моей стороне, осталось настроить против идеи свадьбы старшую дочь Лайтвуда и малыша Бенджамина.
Именно поэтому я завтра приду к нему в гости.
А не потому что… в общем, исключительно из темных, низких и корыстных мотивов. Не потому, что пообещала Бенджамину!
Голова трещала от переизбытка новой информации, от Лайтвуда, от остальных светлых. Мне нужно было хорошенько все обдумать. Узнать побольше о светлых. Придумать план действий, потому что враг оказался куда более опасным, чем я думала.
Кажется, Лайтвуд ни перед чем не остановится. Но зачем ему это? Какой мотив?
Погрузившись в свои мысли, я не сразу заметила, что у меня на пути выросла уже знакомая мужская фигура с ножом в руке, на лезвии которого отражался свет луны.
Замерев на несколько секунд, мужчина опустил нож.
— Опять ты, — досадливо проговорил он.
— Может, следующей ночью повезет. Ты, главное, не отчаивайся. И поувереннее! Нож побольше возьми, — с сочувствием произнесла я и аккуратно обогнула его, направляясь к особняку Даркморов.
Мне нужно было отдохнуть.
И информация. Много информации.
Едва дойдя до собственной спальни, я упала на кровать и забылась тревожным сном, в котором присутствовали Лайтвуд, лилии и почему-то Ренфилд, который высаживал их на матушкиной клумбе, предварительно выкрасив в алый цвет.
Проснулась я от немелодичного бренчания и пропитого, но очень вдохновленного голоса, выводящего: “В дале-е-еких земля-я-ях, во времена давние-е-е, жил ба-а-ард оди-и-ин…”
Я накрыла голову подушкой и застонала. Лайтвуд!
Неужели опять прислал менестрелей?!
Ну все.
Где мой нож?!
Мог бы прислать что ли кого-то, кто петь умеет... Он же светлый, должен быть милосердным. Я наскоро оделась в любимое просторное платье из черного кружева — как же удачно все-таки, что я не светлая. Одежда темных всегда шилась так, чтобы мы могли надевать и снимать ее сами безо всяких проблем. К примеру, мы не носили тяжелых каркасных подъюбников и уж точно не надевали корсетов.
Хотела бы я посмотреть на того мужчину, который скажет темной, что ее талия — недостаточно узкая, а грудь — недостаточно пышная. Вероятно, он бы даже фразу эту не закончил, а его останки родня долго собирала бы по окрестностям.
Закрепив пушистые после сна волосы рубиновой заколкой, я побежала вниз по лестнице, горя праведным гневом и желанием порвать лорда Лайтвуда на сотню маленьких светлых магов.
“О любви-и-и спою я тебе-е-е…”
Голос менестреля на первом этаже был слышен еще лучше.
Проклятый, помоги.
Еще всего лишь двенадцать часов утра!
Кто же поет в такую рань? Это даже для темных слишком жестоко.
Обычно темные были ночными жителями — наша магия отлично сочеталась с лунным светом, но блекла при дневном. Так что вставали раньше полудня мы редко. Отец — исключение. Он все-таки был Верховным и носился по делам в любое время суток.
— О, ты уже проснулась, моя маленькая плотоядная рыбка! — радостно поприветствовала меня матушка, которая чинно попивала утренний чай в столовой.
Уж слишком чинно. Присмотревшись, я увидела торчащие из-под тяжелой длинной занавески мужские ботинки. Ага.
Значит, скоро в особняке будет пахнуть жареным — когда отец придет и увидит очередной матушкин адюльтер.
А он увидит, иначе какой смысл в адюльтере?
Пожалуй, стоит убраться из отчего дома подальше на некоторое время.
— Как прошло твое ночное свидание с лордом Лайтвудом? — крикнула матушка.
— Отвратительно, — буркнула я, дергая на себя входную дверь особняка.
Она поддалась с ужасным скрипом, но даже он не смог заглушить довольного матушкиного:
— Прекрасно, дорогая! Я так рада за тебя!
Темные! Уверена, от моего ответа здесь ничего не зависело. Если бы я сказала, что Лайтвуд меня расчленил, матушка ответила бы что-то вроде: “Надо же, какой интересный вариант для свидания!” Все-таки моя помолвка с Лайтвудом была очень выгодна для них с отцом.
К тому же, предложив помощь или показав обеспокоенность, матушка бы меня унизила: предположила, что я сама не могу справиться, что я... слабая.
Насколько я знала, у светлых все было совсем по-другому: для них не зазорно предлагать и получать помощь, даже признаваться в своей слабости — считается достойным поступком. Ведь для этого нужна смелость! Оказывается.
По крайней мере, нам так говорили в АТаС на курсе “Светлые маги: история, принципы и особенности”. Насколько я знала, у светлых был такой же предмет, только рассказывали там про темных.
Однажды на собрании адептов кто-то предложил Лайтвуду вместо нудных занятий устроить вечеринку и там перезнакомиться поближе, а заодно узнать все из первых рук, но Лайтвуд ответил, что ему пока дороги стены академии и доверие родителей светлых, которые отдают ему в руки своих чад. Не проведешь его, увы.
Замерев на пороге особняка, я огляделась.
Менестрель стоял у крыльца и на этот раз был один. В руках у него была мандолина, издающая звуки, подозрительно похожие на те, с которыми лезвие ножа скользит по стеклу.
Сбежав вниз, я уставилась на него, прикидывая, какое заклятье тут лучше применить. Может, натравить на него летучих мышей? Заставить покрыться бородавками? Забросить за шиворот ядовитого паука?
Ладно, с этим можно будет разобраться позже.
Увидев меня, менестрель вздрогнул, ударил рукой по струнам особенно немузыкально и, зажмурившись, продолжил петь.
“Любо-о-овь спосо-о-обна миры меня-я-ять…”
— Где Лайтвуд? — выпалила, подлетая к менестрелю и вырывая у него из рук мандолину.
Струны взвизгнули.
— М-м-мисс Медея…
— Где он?! Что ему нужно? Зачем он опять тебя прислал? Отвечай! Иначе всю жизнь заикаться будешь!
— Он меня не посылал, мисс Медея!
Я опешила.
— Что? А кто тебя послал?
— Я-я-я…
— О, доченька, это ко мне! — прозвучал матушкин голос. — Верни музыканту его инструмент. Продолжайте, прошу вас! Вы, кажется, пели о любви? Давайте сначала.
Я обернулась и увидела родительницу, стоящую на крыльце. Она деловито поправила декольте черного приталенного платья, отбросила с груди тяжелую волну волос и отпила немного чая, бережно сжимая пальцами чашку из костяного фарфора.
— Ты не от Лайтвуда? — прищурившись, спросила я.
— Нет! — затряс головой менестрель. — Я от… тайного поклонника леди Даркмор, плененного ее красотой.
Обернувшись, я увидела матушкину благосклонную улыбку.
— Прошу вас, продолжайте! Мой муж скоро вернется, будет так… неловко, если вы столкнетесь.
Менестрель, торопливо и нервно кивая, отнял у меня мандолину, откашлялся и снова затянул свою песню.
— Удачи, — пожелала я ему.
Судя по довольной улыбке матушки, отец вернется раньше, чем менестрель рассчитывал.
И вряд ли будет в восторге.
Уперев руки в бока, я нахмурилась.
То есть, Лайтвуд не отправлял менестреля. Это, безусловно, хорошо.
Но слегка обидно. Я уже... настроилась. Этот светлый меня с ума сведет!
