Лектор побледнел, на лице у него застыла гримаса подавленности, но он пробовал как-то не показывать этого, боясь спровоцировать реакцию. Он, конечно, был марксистско-ленинский лектор, но, во-первых, ночь на дворе. Во-вторых, чужая какая-то деревня и опять же – слухи. В-третьих, клык этот… Хотя есть вероятность, что это просто сумасшедший. А вдруг нет?
– Да вы не волнуйтесь. – Лектор чувствовал, что говорить ему все труднее. – Может, вам валерьянки выпить? У меня есть валерьянка. Мне жена всегда в дорогу кладет.
– Давай. Отчего не попробовать. А вдруг помогает? – согласился мужик.
И лектор действительно дрожащими руками накапал в стакан валерьянку, долил воды. Мужик взял стакан, понюхал, но пить не стал, поставил стакан на стол.
– Нет, – сказал он, – я это не могу пить. Я вообще ничего ни пить, ни есть не могу, что раньше ел. Я пробовал – не получается ничего. Спасибо тебе, извини. Не могу.
– Вы не волнуйтесь, – сказал лектор, – вам наверняка можно помочь. Теперь медицина так пошла вперед. Приезжайте в город, у меня есть знакомства. Вы днем можете приходить?
– Нет, днем я, кажется, в могиле лежу, – ответил мужик.
– Ничего. Можно и ночью. Есть новые лекарства. Вы только не переживайте, – засуетился лектор.
– Ты мне скажи, городской человек, – спросил мужик, – что дальше будет? Ты скажи, не бойся, я тебя не трону. Ты вон боишься весь, я думал, если человек знает, он не боится. А ты затрясешься сейчас.
– Пока человек не знает, – ответил лектор вернувшимся голосом, – он как раз и не боится. Он, когда знает, вот тогда-то и боится.
Голос его укреплялся, но на новые высоты поднимала его начинающаяся истерика.
– Что с тобой будет? – продолжал лектор. – Сначала ты всю деревню загубишь, потом на другую перекинешься. Станешь ты огромный, сильный, никто тебя не сможет победить. Но тебе от этого радости не будет. Ты станешь как огромный младенец – есть, спать, есть, спать. Потом найдется святая душа или люди миром против тебя объединятся. И лишишься ты всей своей силы. Силы ты лишишься, а голод останется. Тогда-то ты будешь маяться, пока не умрешь совсем. Разве что найдешь себе родственную душу, которая тебе поможет. Даст тебе немного крови, чтобы сила хоть ненадолго к тебе вернулась. Тогда быстро уходи, пока у тебя сила есть для этого. А то совсем плохо тебе будет. Так в хрониках написано. А если ты себе вампирицу найдешь, тогда тебе нет спасения. Лучше простую бабу найди.
– Ну, пойду я, – сказал мужик.
Он встал, открыл аккуратно дверь, прошел по коридору, открыл входную дверь, вышел на улицу и закрыл дверь за собой. Лектор хотел встать и закрыть дверь в свою комнату, но почувствовал, что ноги не слушаются его.
Он так и сидел в трусах, глядя на дверь, а на простыне вокруг него расплывалось мокрое пятно.
17. Начало эволюции Фролова
Позже Елизавета Петровна характеризовала этот период загробной жизни Фролова как начало его возврата почти к человеческому существованию. Он не шарахался от стен, нормально владел собой, хорошо понимал, кто он и что ему нужно. И это понимание не тяготило его. Он узнавал людей вокруг себя, потому что знал их при жизни и понимал, какая опасность ему грозит и какой страх внушает он сам, осознавал свою огромную физическую силу, свои возможности, но было ясно, что его в какой-то момент поймают, если он будет действовать в открытую. Он научился не оставлять после себя следов и мог контролировать себя. В конце концов, можно делать это аккуратно, а не впиваться в шею, есть ведь жилочки на руках, на ногах, и ранка тогда не очень сильно отличается от расчесанного укуса комара, и если приходить к нескольким людям за ночь, то им от этого большого вреда нет. И так можно спокойно жить. Если люди тебя не боятся, то можно питаться ими сколько хочешь. Лучше даже приучить их к тому, что ты есть, но ты никого не трогаешь. Так им кажется. Ну мало ли, как ты питаешься! Есть коровы, лошади, собаки – полно также диких животных, но главное – людей ты вроде бы не трогаешь, и они к этому начинают привыкать. Ну, в конце концов, вампир и вампир. Люди вообще разные бывают. Одного в тюрьме пидаром сделали, другой – псих, по ночам ходит по крыше, третьему нравится кошек вешать. Об алкоголиках я вообще не говорю. А этот – вампир! Ну вампир и вампир, и что?
Мне Елизавета Петровна рассказывала, что он очень хотел, чтоб это все так и осталось. Тем более, он никому особенно не мешал. Днем его вообще не было видно, а в темное время суток на глаза он особенно не попадался, в общественных местах не появлялся. Пугать народ совсем перестал. По вечерам иногда его видели, но он вел себя тихо. Мужики кричали:
– Эй, как дела вампирские?
– Да нормально, – отвечал он.
– Кровь-то пьешь?
– Да нет, не пью.
– Да врешь небось.
– Да нет, не вру.
– Ну, на нет и суда нет. Хрен с тобой, ходи, кровь, смотри, не пей!
Елизавета Петровна молча выслушивала его рассказы, она понимала, что это затишье долго не продлится, но говорить ему об этом не хотела – пусть продлится сколько может.
В одну из ночей он увидел, что на пляже кто-то есть. Видел он в темноте лучше, чем днем. А ночь как раз была безлунная. Ночь была очень жаркой, даже душной. Время – перед рассветом. Вокруг никого не было, он это чувствовал. Кроме одного человека, верней, одной. На лавке под деревянным грибочком возле воды лежали ее вещи. Женщина была в воде, но смотрела не на берег, а в другую сторону. Он осторожно подошел, спрятался. Она повернулась и начала выходить из воды. Чувства голода он к этому времени уже не испытывал, оно было надежно – на сутки или двое – удовлетворено.
Женщина остановилась на песке перед водой. Он чувствовал, что ее обнаженность волновала ее, хотя и вокруг, как она думала, никого нет, и она понимала, что никого нет, но ведь не исключено, что кто-то мог бы и быть. И это чье-то воображаемое присутствие рядом с ее наготой волновало ее. Он наблюдал, никак не обнаруживая своего присутствия. Она была сложена не по-деревенски. Стройная. Было ей лет 30, не студентка. Но явно из университетских. Деревенская бы не стала бегать голая по деревне, даже в самую глухую ночную пору. Черные распущенные волосы, баба довольно красивая.
Она сделала несколько шагов и оказалась возле своего платья. Взяла полотенце и стала вытираться. Он стоял за ее спиной и понимал, что она не знает о его присутствии и, если узнает о нем, перепугается до полусмерти, а этого ему как раз не хотелось. Поэтому он дал ей спокойно надеть платье и показался ей так, что его появление выглядело естественным.
