Детское лицо.
Даже не верится, что Эральд родился с Сэдриком в один день. Он — ещё мальчик. И дрыхнет, как мальчик.
Благой король оказался в точности таким, как на миниатюрах в старинных книгах и на витражах в храмах. Лицо, тело — как у статуи Божьего вестника. Волосы — золотая пшеничная солома. Глаза — синие, чистые. Хорошо высшие силы пристроили своего протеже — по лицу, по осанке, по голосу, по словам, по всему видно, что никогда он не знал зла, государь Эральд. Не касалось его зло, если оно в этом мире и есть.
А сторонним глазом кажется, что нет его тут.
И Сэдрик чувствовал гадкое желание наплевать на всё и поселиться здесь. Ну, почему бы и нет? В раю — хорошо, зачем возвращаться в кровавый кошмар, который остался дома? Ради чего, во имя мрака?! И ради чего тащить туда этого чистого ребёнка, который ничего не понимает? Что там будет с ними?
Ради людей? Ага. А эти люди хоть пальцем шевельнули бы ради Сэдрика? Ничего он хорошего от людей не видел — и не увидит. Белый король — другое дело, абсолютное милосердие, любит всех. Так ведь люди, редьку им в зубы, и его любовь раздерут на клочки! У него же никакой защиты нет. Вряд ли короли, которых воспитывала Святая Земля, были когда-нибудь такими милыми, как этот младенчик…
Ради спасения души отца? Ага. Который сделал ребёнка несчастной шлюхе, случайно, а сам, конечно, даже не почесался. Вспомнил о своём незаконнорождённом сыне только после того, как сдох, старый пёс. Спохватился. И теперь решил, что именно Сэдрик и должен подать ему чашку водички в его аду. Раньше надо было думать о душе…
Так ради чего, прах побери?!
Сэдрик и так сделал втрое больше, чем должен был. Заплачено за один шаг. Шаг туда, шаг сюда… Может, пусть пропадает эта плата? И если прекрасный государь Эральд жалеет абстрактных людей, то Сэдрику на конкретных людей — наплевать, вот наплевать! Кто-то, конечно, сильно страдает. А кому-то наоборот — жить в стране, которой правит ад, очень хорошо. Даже лучше. Весело. Ведь многим — весело! А если им весело губить собственные души, то за какие грехи Сэдрик должен пытаться их души спасти? И зачем?!
Провались оно всё в пекло!
Как было бы здорово здесь остаться! Сэдрик наслаждался небывалым физическим покоем. Мыться так, как моются тут — жидким мылом с райски прекрасным запахом, горячей водой, которой сколько угодно, искусственным дождём — было неописуемо. Было прекрасно. Да только ради этого любой бы остался! На теле и волосах Сэдрика остался след этого запаха, а ощущение абсолютно чистой кожи, чистых волос и чистой одежды было ему доселе незнакомо — но как бы хотелось к этому привыкнуть!
Так же, как привык Эральд.
Жить в этом доме… Ну да, громадный дом принадлежит многим семьям, но конкретно эти покои — великолепны, королям впору. Сверхъестественно удобны, всё — и мебель, эти дивные кресла или диваны, с которых не хочется вставать, и удивительные машины, которые хранят и готовят еду, моют посуду, стирают одежду, втягивают во чрево мусор и пыль… А живые картины! Да что говорить… отхожее место, которое очищает водой себя само, пахнущее морозной свежестью, вылетающей из сосуда — удивительная диковина, завидная. Каждая мелочь совершенна.
Дома Сэдрику и в голову бы не пришло думать о том, как славно было бы жить по-королевски, тем более — в другом, чародейском мире, но здесь… Его взяли, его впустили, он целый день прожил слишком близко к благому королю — и чувствовал, что обнаглел до крайних пределов, что перестал видеть собственное место, что забыл о проклятой крови… Белый король вёл себя с Сэдриком, как короли и с фаворитами себя не ведут.
Дал забыть. О незаконнорожденности, плебействе, изгойстве и проклятии. Такие вещи слишком дорого стоят, за такие вещи делаешься обязанным пожизненно — особенно если они бескорыстны, а они бескорыстны. Сэдрик шёл сюда, чтобы найти короля и притащить домой за шиворот, ткнуть носом в кровь и грязь — но он не мог вести себя так с Эральдом. Доброго, чистого, светлого государя хотелось защищать, как невинное дитя.
Ах, у него Дар и долг?! И что? Против — целый ад. "И зачем, зачем нам это нужно? — думал Сэдрик, глядя на спящего государя. — Мы никому ничего не должны. Мы не выбирали, у кого нам родиться. И этот младенец не требовал, чтобы ради него жертвовали жизнью. Оно само так вышло…"
И тут король всё-таки проснулся.
— Сэдрик, — пробормотал он сонно, — ты что тут сидишь? Иди спать, не надо меня охранять, я не сбегу, и ничего мне не сделается. Там будешь охранять, дома. Подвиги временно откладываются…
— Ты что, решил? — спросил Сэдрик.
— Угу, — сказал Эральд удивлённо. — Конечно. Мы же договорились. Иди, поспи. Тебе неудобно на диване, что ли?
— Мне ужасно удобно на диване, — сказал Сэдрик. — Мне слишком удобно. Лучше бы ты мне кинул попону на пол, под дверью.
— Зачем? — удивился Эральд ещё больше.
— Затем, что я думаю о вашем мире, — огрызнулся Сэдрик. — О движущихся картинках и музыке! О ванне! О постели этой! О твоём городе — мне же интересно, я бы прокатился на такой повозке, хоть раз! Тепло! Свет! Ты меня ни разу не пнул! И мне не хочется возвращаться в моё родное дерьмо, мрак подери!
Эральд окончательно проснулся и сел. Зажёг крохотную лампу, горящую уютным лунным светом. И сделал жест, приглашающий Сэдрика сесть рядом.
Сэдрик придвинулся ближе. Внутреннее сияние, исходящее от короля, грело, как майское солнце — и Дару это почему-то нравилось, хотя все и всегда говорили, что рядом с белым государем жар проклятой крови должен выжечь её обладателя изнутри.
А вот ничего подобного. Сэдрик не чувствовал боли. Вообще. Зато он чувствовал жалость и мучительную тревогу.
— На повозке ты прокатишься, — пообещал король. — Завтра погуляем по городу, хочешь? До полуночи.
Сэдрик вздохнул.
— Может, поживём тут пару дней хотя бы? — спросил он без особой надежды.
— Сэдрик, — сказал Эральд таким тоном, что у некроманта вспыхнули щёки, — ты ведь рассказал мне правду? О моих родителях, о своих родителях, о нашем… третьем? И ты за мной пришёл, верно?
— Я тебя не знал, — буркнул Сэдрик хмуро. — Был уверен, что ты — как… Да ну! Святое дерьмо! — вдруг взорвался он. — Я думал, что ты — как все, а в нашем мире таких нет — или я таких не видел! Ты возишься со мной, а я за тебя боюсь! Я чего хотел: я решил, что притащу тебя домой, заставлю тебя хотя бы чуть-чуть осветить Святую Землю, чтоб ад почувствовал… потом, думаю, тебя всё равно грохнут, но на пяток минут будет посветлее. Но сейчас я не хочу, понимаешь ты?! Ради чего?! Чтобы ад мою поганую страну не поглотил?! А что мы сделаем?! Что мы вдвоём сделаем против целого ада?! Я хотел их пугануть тобой — но вот сейчас смотрю на тебя, беленький малютка, и вижу, что ты им не игрушка! Мне жалко! Я не люблю, когда убивают детей!
