Он нежно погладил Песнь Крови по длинным черным волосам. Воительница вздрогнула и резко тряхнула головой.
Ковна вновь рассмеялся:
— К сожалению, на этот раз в нашем распоряжении нет твоего мужа и сына, чтобы показать на них, как следует поступать с беглыми рабами. Но если ты не возражаешь, их место вполне могут занять твои сообщники Вельгерт и Торфинн, а также их детки. Кроме того, у нас есть еще кое-что. — Он повернулся к Тёкк и махнул рукой:
— Покажи-ка ей!
Тёкк наклонилась и вытащила из подсумка, притороченного к седлу, длинный предмет, завернутый в кожу. Она глянула на Песнь Крови, улыбнулась и принялась не спеша разворачивать его, держа на виду, так, чтобы воительница могла разглядеть сначала лезвие клинка, затем рукоять. Освободив предмет, Тёкк швырнула оружие к ногам Песни Крови. Это был меч Гутрун.
— Нет! — вскрикнула пленница и рванулась вперед.
Стражи сразу выставили мечи, уперев их острия в грудь женщины,
— Если ты откажешься сотрудничать с нами, — предупредила ее Тёкк, — твоей дочери будет очень больно, невыносимо больно! Она сейчас находится в моем замке. Это достаточно далеко отсюда, но я могу дать тебе возможность услышать, как она будет кричать. Я могу даже убить ее, и ты сможешь все увидеть лично, как ее будут мучить и убивать. Ну что, приступим?
— Я сделаю все, что ты захочешь, — не задумываясь, ответила Песнь Крови, — если освободишь Гутрун.
— Ты выполнишь все, что тебе прикажет Ковна, — засмеялась служительница Хель, — или твоей дочери придется туго. Не надейся, никто не собирается ее освобождать.
— Как же я узнаю, что она жива?
— Никак, — улыбнулась Тёкк.
Песнь Крови испытующе глянула на ведьму.
— Вот и хорошо, — засмеялась та и повернулась к Ковне:
— Она сделает все, что нужно. Жизнью своей дочери рисковать явно не будет.
— Телячьи нежности, — в тон колдунье засмеялся Ковна. — Для настоящего воина всякие чувства недопустимы. Нельзя быть такой мягкотелой, — обратился он к Песни Крови. — С другой стороны, ты и так у нас в плену, так что единственное, на что можешь рассчитывать, это на легкую и быструю смерть.
Затем Ковна распорядился развязать пленнице руки.
Когда кто-то из солдат распутал кожаные ремни, Песнь Крови потерла затекшие запястья. Некоторое время она пребывала в раздумье. В душе бушевали ненависть и гнев, однако воительница сумела сдержать себя. Вела себя спокойно, даже несколько угрюмо.
— Итак, для начала я могу приказать выколоть Гутрун правый глаз, — предупредила Тёкк. Смиренный вид Песни Крови не мог обмануть ее. — Это будет неплохое развлечение.
— Будь ты проклята! — не выдержала воительница.
Теперь хохотали все, даже солдаты, присутствующие при этой сцене.
— Хватит болтовни! — рявкнул Ковна. — Приступай!
Песнь Крови бросила взгляд на меч Гутрун и начала снимать с себя одежду, стараясь не обращать внимания на ухмылки и шуточки солдат. Чем более она обнажалась, тем разнузданнее становилось веселье. Все эти долгие невыносимые минуты воительница мучительно искала выход, однако его не было. В ее нынешнем положении невозможно обратить поражение в победу.
Песнь Крови сняла последний лоскуток, прикрывавший тело, аккуратно положила его на землю. Солнечный свет омывал ее фигуру. Она сжала пальцы в кулаки, уперлась кулаками в бока, не сводя взгляда с меча Гутрун. Наконец воительница подняла голову, обвела взглядом всех присутствующих. Теперь уже никто не смеялся. Ее тело, иссеченное множеством шрамов, лучше любого рассказа свидетельствовало о многочисленных боях и стычках, где ей пришлось участвовать. Всем было известно, что до сих пор никто не сумел победить ее в открытом и честном поединке. Теперь все видели, чего стоили ей эти победы. Зрелище было впечатляющее, даже отребье, собранное Ковной после падения Нидхегга, с уважением и страхом смотрело на обнаженную женщину. Только генерал и колдунья веселились по-прежнему, отпускали шуточки.
— Теперь к дереву, — приказал Ковна.
Ударом сапога он отбросил в сторону сложенную на земле одежду.
— Сожгите этот хлам, — велел он. — Он ей больше не понадобится.
«Им не удастся победить нас, Гутрун! — мысленно поклялась воительница. — Придет наш час, и мы…»
Уловив ее мысли, Тёкк рассмеялась:
— Ты опять начинаешь дерзить. Надеешься на победу? Отлично. Пока мы здесь развлекаемся, я могу…
Песнь Крови выругалась и решительно направилась к дереву. Здесь она обернулась лицом к врагам, раскинула руки и позволила мучителям привязать себя к стволу. Кора старого ясеня, грубая, бугорчатая, изрытая бороздами, множеством мелких острых выступов, зазубрин впилась в ее тело.
Во тьме раздался чей-то шепот:
— Гутрун…
Потом еще раз, с той же тоскливой мольбой:
— Гутрун…
Девушка, ходившая из угла в угол, остановилась, оглядела темницу. Небольшая, мрачная, едва освещенная каморка без окон. Помнится, в тот самый момент, как ее взяли в плен, кто-то из солдат обмолвился, что Тёкк велела брать их живыми. Выходит, теперь она в плену? Ее привезли в замок служительницы богини Смерти Хель? Но зачем? Пищу Гутрун просовывали через небольшое оконце в двери три раза. Если принять во внимание, что хижина, где они устроились на ночлег, располагалась в лесу, а замок Тёкк — в горах, между ними достаточно далеко, значит, она провела в заключении несколько дней.
В каморке стояла широкая кровать с поблескивающим красным покрывалом, рядом с ней кресло с резными позолоченными подлокотниками. Свет маленькой масляной лампы, подвешенной на стене над креслом, отражался на черной поверхности стола с изогнутыми, покрытыми резьбой ножками. Удивительно, но лампа сама собой наполнялась маслом. В каморке веяло холодом, а на Гутрун была надета только ночная рубашка, та, в которой ее захватили солдаты. Рубашка была порвана, кое-где проступали пятна засохшей крови, по-видимому, отметины оставили те два мерзавца, зарубленные ею в хижине. Следы на коже от ремней, которыми ей скручивали руки во время переезда, почти зажили.
— Гутрун… — долетел до нее тот же дрожащий шепоток.
Девушка метнулась к окованной железом деревянной двери, попыталась открыть ее. Дверь была заперта. Тогда она встала на колени и попыталась разглядеть что-нибудь через тончайшую щель, опоясывающую запертое отверстие, через которое ей подавали еду. Ничего, кроме кромешной тьмы за пределами комнаты, различить не удалось.
— Освободите меня! — громко потребовала девушка.
— Гутрун…
Девушка задумалась. Шепот определенно доносился не из-за двери, это точно. Голосок проникал в темницу откуда-то извне. Может, из-за стен?
