- Я что-то не припомню за хелротами подобного... коварства, - хмыкнул уже куда менее воинственно настроенный адор.
- И я тоже, - кивнула Ирера. - Но согласись, что в последнее время происходит чересчур много такого, что раньше казалось совершенно невозможным.
- Ах, и не говори! Я просто боюсь жить. Всё так трагично кругом, все умирают, -подхватила Тинойа, скорбно обрывая лепестки с кроваво-красных ромашек. Вздохнув, она склонилась над тушей хелраадского «щенка» и красивым жестом воткнула цветы в рану на его боку. Но снова нагнулась слишком низко, сквозь магический барьер Танаона, и испортила всю сцену приступом кашля. Раздосадованная, она мыском сапожка затолкала букет внутрь, заткнув выход ядовитому дыму.
Ирера, собравшаяся было шикнуть на неё, промолчала - на Фанадора представление Эйтли произвело как нельзя лучший эффект, он заметно расслабился, в уголках его губ даже появился намёк на улыбку.
Подбирая слова, которыми можно было бы закрепить нечаянный успех Тинойи, краем глаза эалийка наблюдала за Танаоном, направившимся к кустам в левой части поляны. Ветки вздрогнули, и из зарослей робко выступил молодой фарзис. Чисто вылизанная шкура его тускло блестела оранжевыми молниями полос, он недоверчиво втягивал воздух тремя чуткими, целыми по молодости лет ноздрями. Бестиолог опустился на колено и пристально посмотрел на зверя. Тот замер. Сияние глаз Танаона отражалось в выпуклых глазах фарзиса, зеленоватые блики чуть заметно дрожали. Внезапно зверь сорвался с места, пробежал несколько шагов, обернулся, взвыл, тряхнул гривкой и одним прыжком исчез в кустах. Ирера одобрительно улыбнулась бестиологу - лучше подчинённого им фарзиса проследить, откуда набежали эти чёрные твари, не сможет никто - и вернулась к беседе с советником, стараясь не обращать внимания на назойливое чихание Эйтли.
Мелтарис оказался более милосердным (он уже так долго формально находился под крылышком Веиндора, что вполне мог этому у него научиться) и поддержал готовую свалиться на траву потравленную непоседу.
- Хоть кто-то меня тут не ненавидит, - шмыгнула своим бедным носом та и, подёргав своего спасителя за плащ жалобно спросила: - Мел, а мы уже скоро отсюда поедем? А то мне как-то не по себе...
- Боюсь, придётся подождать, Тинойа, нам надо ещё решить, что делать с этой компанией, - кивнул он в сторону серебряных всадников, столь тщательно игнорируемых имеющими на их владыку зуб залами.
Словно чувствуя недоброжелательный настрой алаев, они собрались вместе в зарослях на противоположном краю поляны, за тем самым деревом, на котором только что прятался Танаон.
Никто из них не перемолвился с отрядом ни словом, словно кошек Аласаис тут и не было вовсе. «Охотника на лису не интересует удиравшая от неё мышь», - подумала Ирера и, фыркнув, всё же сделала несколько шагов им навстречу. Эалийка могла бы придумать ещё много не менее «лестных» причин поведения элиданцев, но тут она заметила какое-то движение среди деревьев поодаль от них.
Ирера остановилась - вдруг это вернулась одна из чудом выживших хелраадских тварей? - и только потянулась за своим верным клинком, как из темноты появилась всадница, не принимавшая участия в битве.
Едва придерживая поводья кончиками пальцев, она сидела боком, в позе одновременно величественной и раскованной. Каждая складка её мягкого плаща из знаменитого элиданского пепельного бархата лежала так, будто незнакомка мгновение назад позировала художнику для парадного портрета, а не пробиралась сквозь полную злокозненных сучков и веток чащу.
Хотя лицо женщины было почти полностью скрыто капюшоном, Ирера узнала её. Но это отнюдь не сделало внезапное и столь своевременное появление Лаа ан Камиан менее странным. Тем более - с такой свитой. Любовница и негласная советница правителя Элидана Л'аэнора прибыла с отрядом отборных воинов - его личной охраны, судя по доспехам и плащам. Это было немыслимо... если, конечно, статус этой прекрасной женщины не изменился кардинально, с тех пор как дочь Селорна слышала о ней в последний раз.
Когда, небрежно кивая в ответ на приветствия соплеменников, она приблизилась к Ирере, той предстояло удивиться вновь. К плечу Лаа была приколота миниатюрная цветущая ветвь элиданской вишни, перевитая серебряной лентой. Этот символ Ирера знала не хуже, чем знак своего дома, и не могла поверить своим глазам.
Оказавшись рядом с ней, Лаа остановила своего скакуна, но не спешилась.
- Ирера, я вижу - мы прибыли вовремя. Я рада нашей встрече, - она чуть склонила голову, - но, мне кажется, ты слишком ей удивлена. Почему?
- Я тоже рада. - Вторая дочь Селорна ответила не менее учтивым кивком. - Мы не виделись, с тех по как...
Лёгкий но не допускающий возражения взмах белоснежной руки заставил её замолчать.
- Да, с тех самых пор, - певуче промурлыкала Лаа. Она произносила слова с лёгким элиданским акцентом, что усиливало впечатление от её бестактного жеста.
Глаза Иреры недобро блеснули, между бровями легла складка.
- Драка, настоящая кошачья драка, - тут же возбуждённо зашептала Эйтли Тинойа, стоящая поодаль вместе с остальным отрядом. Всем своим существом, а главное, тонким слухом, она была там, где заносчивая дочь ненавистной Аэллы ан Камиан готовилась схлестнуться со ставшей в одночасье родной и близкой Ирерой. - Шерсть дыбом, когти выпущены. Десять к одному, что наша «леди арсенал» надаёт по ушам этой повёрнутой на рыцарстве отщепенке!
Но она не угадала - лицо эалийки уже разгладилось, в глазах всадницы читалось искреннее сожаление.
- Прости, - мягко сказала Лаа, - я привыкла так... при дворе. Элиданские манеры так привязчивы, а все эти титулы заставляют забывать об «интуитивной субординации». Да, так они называют наше мэи. А прошлое... вспоминать о нём сейчас не время и не место. - Голос её почти стих. - Но ты не ответила мне.
- Твоя свита... и эта ветвь - ведь это символ королевы, - нахмурилась Ирера и ошарашенно подумала: «Неужто, пока мы прозябали в подземельях, ловкая дочь Аэллы сумела спровадить соперницу на тот свет и прибрать к рукам корону Элидана?».
- Я теперь первая фрейлина королевы и глава её телохранителей. Я спасла ей жизнь. - Лаа чуть заметно поджала губы и медленно, словно нехотя, отвела ткань капюшона. Белый шёлк её кожи наискосок от скулы до шеи разрывали три тонкие, едва затянувшиеся раны.
Ирера видела, что только мощное волшебство не даёт порезам кровоточить. Она знала, что может оставить такие раны, незаживающие, проявляющиеся даже на новом теле. Только когти алая, причём алая, преисполненного жгучей ненависти к Лаа. В голове эалийки роились сотни вопросов и догадок, но она спросила вовсе не о том, о чём собиралась:
