– На это потребуется время – сперва мы должны узнать тебя, на что ты способен, чего достоин… Ладно, мне пора: караван скоро двинется вперед.
Атен вылез из повозки, получше прикрыл полог и улыбнулся, вновь поймав себя на мысли, что чужак действительно понравился ему.
"В наше время редко встретишь такого смелого человека, – думал он. – И столь сильного духом. Ясно, что ему пришлось пережить страшное горе, но это не сломило его, не согнуло… Но, все же, кто он?" Торговец подошел к одному из дозорных, находившихся поблизости.
– У него было с собой оружие?
– Нет, – качнул головой тот.
Получив ответ, который о многом говорил, когда ни один разбойник или караванщик ни на миг не оставался в пустыне без меча, и лишь горожанин, привыкший к жизни под защитой прочных стен и отрядов стражников, был способен на столь опрометчивый поступок, хозяин каравана повернулся к стоявшему возле повозки, терпеливо дожидаясь дальнейших распоряжений, лекарю-рабу:
– Что с ним?
Тот замешкался с ответом.
– Говори! – прикрикнул на него Атен.
– Хозяин, раны очень тяжелые. Я не уверен, что мне удастся…
– На все воля богов, – прервал его хозяин каравана. – Я спрашиваю тебя о другом: его раны от меча или клыков диких зверей? – оставалась вероятность того, что чужак был по какой-то причине изгнан, оставлен в пустыне умирать.
– Хозяин, его пытались убить не люди и не звери, а силы, неизвестные мне…
– Понятно, – кивнул он, хотя, на самом деле, это было совсем не так. – Мы отправляемся в путь. Ты поедешь с ним. Будешь лечить. Возьми все необходимое.
"Будь мы возле города, я был бы почти уверен, что он – преступник, наказанный Хранителем и приговоренный к медленной смерти среди снегов. Но здесь, посреди пустыни… Может быть, он чем-то прогневал самих богов… – ему стало не по себе от одной мысли об этом. – Ладно, нечего гадать, – он качнул головой. – Все равно поздно что-либо менять…" – и, отвернувшись от склонившегося в глубоком поклоне раба, он двинулся в сторону своих помощников, чтобы узнать, как проходят сборы и когда можно будет отправляться в путь. …Просыпаясь, Мати почувствовала покачивание повозки, услышала знакомые от рождения скрип снега и протяжную песню ветров. Все, как прежде. С добрым утром, родной мир – бескрайняя снежная пустыня! Потянувшись, она открыла глаза…и увидела сидевшего рядом отца.
Опершись спиной об упругий каркас повозки и вытянув ноги, он дремал. Девочка удивилась: он просиживал вот так рядом с ней долгие ночи лишь когда она тяжело болела. Но сейчас-то она чувствовала себя абсолютно здоровой! Встав на четвереньки, словно маленький ребенок, Мати подползла к отцу, прижалась к нему котенком…
Атен проснулся, улыбнулся ей, приобнял:
– Ну, как себя чувствует моя путешественница? – спросил он.
– Хорошо! Как же хорошо дома!
– Мати…- голос отца стал серьезным.
– Папочка, я понимаю, как виновата перед тобой, перед всем караваном, – быстро, не давая отцу вставить и слова, заговорила девочка. – Я не должна была так поступать. Не сердись на меня, пожалуйста!
– Разве я могу! – он провел ладонью по ее голове, приглаживая растрепавшиеся локоны. – Я просто хотел… Ты ведь убежала из-за меня, из-за того, что услышала?
– Атен внимательно всматривался в лицо девочки, но ее черты остались спокойны, лишь тихая грусть затеплилась в глазах.
– Да. Но только потому, что все случилось так неожиданно… Я не поняла, не смогла понять всего сама…
– Мне следовало рассказать тебе раньше…
– Ты боялся меня испугать… Все в порядке, па… Я тебя очень люблю и знаю, что ты любишь меня. Все остальное не важно. Мне просто нужно было сразу довериться сердцу…
– Спасибо, милая. Я и не знал, что ты у меня такая…
– Умная? Нет, я глупая. Мне нужно показать, чтобы я увидела…
– Ты просто чудо, – он улыбнулся, целую дочь в затылок. – Мати, я даю слово больше никогда ничего не скрывать от тебя. Но ты тоже должна кое-что пообещать.
Что бы ни случилось, не убегай. Пойми, жизнь бесценна…
– Да. Мне и самой не хочется больше теряться.
– Что же с тобой случилось, доченька?
– Не знаю… Ну… Я услышала, что мы изгнанники, расстроилась, обиделась… И захотела убежать. В пустыне плясали ветра. Они подхватили меня, закружили, понесли куда-то… Я и не заметала, как потерялась… А потом увидела его…- губ девочки коснулась улыбка. – Я рассказала ему все, и успокоилась… Поняла, какой была глупой… – Мати вдруг встрепенулась: – С ним все в порядке?
– Чужак здесь, рядом… – отец на миг задумался, но потом, вспомнив, к чему в прошлый раз привело то, что он скрывал от дочери правду, продолжал: – Он тяжело болен, Мати, и, может статься, боги захотят забрать его…
– Нет! – девочка вскочила. – Я не позволю им! Он нужен мне!
– Мати,- укоризненно качнул головой караванщик. – Воле богов нельзя противиться.
– А я буду! – упрямо вскрикнула она и, в спешке одевшись, бросилась к пологу.
– Постой! Погоди! Ты даже не позавтракала…
– Потом, па!
Атен, опустив голову на грудь, улыбнулся… Он боялся этого разговора, с содроганием ждал, когда дочь проснется, а вышло все так легко, так просто… И зря он набросился на чужака, тот вовсе не пытался очернить его в глазах дочери, скорее наоборот…
Потом он подумал: "Мати кажется, что Метель не случайно привела ее к незнакомцу…
С одной стороны, это хорошо: девочка привяжется к нему, станет спокойнее, не будет больше убегать… Но с другой… Он ведь чужой, совсем чужой… Ладно, ладно, – успокаивал он себя. – Дозорные присмотрят за ним, и если он осмелится хоть пальцем тронуть малышку, они не станут раздумывать…" Мати тем временем, запыхавшись, торопливо смахивая с лица снег, уже влезала в повозку, в которой везли незнакомца. Сидевший с ним рядом раб, увидев дочь хозяина, поспешил уйти.
– Здравствуй, – Мати старалась двигаться осторожно, говорить тихо, боясь потревожить раненого. Но ей с трудом удавалось сдерживаться: ее всю распирало от радости, сердце бешено билось в груди, ей хотелось броситься на грудь чужаку.
– Здравствуй, – он открыл глаза, улыбнулся девочке. – Как ты, малыш?
– У меня отличный отец, все понимает… А ты как? – ей было легко с ним, как с давно знакомым, родным человеком. – Наверно, замерз в пустыне без полушубка, без шапки…
– Ничего, – он снова улыбнулся.
– Только ты не вздумай умирать. Ладно? Посылай вестников смерти прочь. А если придет сама госпожа Кигаль, станет звать за собой, скажи, что ты не можешь, что дал мне слово остаться. Договорились?
– Договорились, – его улыбка стала шире, в глазах замерцали огоньки… …Первые несколько дней караванщики с опаской поглядывали на повозку чужака, настороженно переговаривались, повторяли: "Быть беде…", бросали недовольные взгляды на хозяина каравана, но никто так и не осмелился возразить против его решения.