Граф Яков фон Мишель в это время ползал между механизмов Космолётов, под танками, искал загадочную противную обезьяну.
Под утро граф Яков фон Мишель вернулся в казарму раздосадованный, без маменькиного платочка, наскоро прочитал «Повесть о настоящей институтке» и заснул тревожно, как после мимолётного увлечения Новомладогегельянством.
После завтрака (Фреш, конфитюр, меренга, икра осетра) граф Яков фон Мишель подтянутый, благоухающий (свежий, в новом парике с буклями) вышел на плац, словно и не провел всю ночь в поисках обезьяны без жалости в маленьком зверином сердце.
Лейтенант Рухильо, воительница Элен и человек-гора (граф Яков фон Мишель отметил необычайную соразмерность, грациозность мускулистого героического варвара) – уже на плацу: воительница из лука посылала стрелы в невидимую цель в небе, и стрелы не возвращались; варвар огромной доисторической дубиной забивал бетонную сваю в гранитный плац.
Лейтенант Рухильо обмахивался листами, и граф Яков фон Мишель с негодованием, в то же время с брезгливостью и удивлением отметил, что лейтенант завладел тестом, без разрешения забрал, то есть – вошёл в закуток в казарме, когда граф Яков фон Мишель завтракал, или совершал гигиенические процедуры, обязательно с моральным уклоном.
— Граф Яков фон Мишель, Джек! Нет у вас любви ко мне, а только – долг перед вашей невестой и моральным патрулём! – лейтенант Рухильо предугадал вызов графа Якова фон Мишеля «К барьеру, сударь!». – Стерпится – незабудками слюбится.
Я больше ведра фиолетового крепкого за один раз не выпью, и вы узнаете одиночество среди моральных патрульных – так куница узнает сверстников по зоопарку.
Я ознакомился с вашими ответами в вопроснике, граф Джек, и потрясен до глубины хорды — если бы небо заволокло грозовыми тучами, то подумал, что наступила гибель Гипербореи, — ни одного верного ответа, словно вы заставили свою совесть мучиться в цинковом гробу.
— Как ни одного правильного ответа, позвольте, я не слышу в ваших словах язвительности, а лишь одобрение – не оду ли слагаете моему таланту и параллельно шутите, лейтенант Рухильо, потому что я сдал тесты на высший балл по шкале культурологии? – Граф Яков фон Мишель от волнения заикался, чуть не блеял, полагал высказывание лейтенанта розыгрышем, казарменной шуткой, ради которой банкир забудет гуманизм. – Кровь я не пролил вчера, но ответы – однозначные, и не увидит их разве хромая собака, которую ведет слепой поводырь.
— Вопрос – первый, и день первый, и крещение ваше боевое – первое, как первый снег в холодильнике, – лейтенант Рухильо подмигнул воительнице и варвару (граф Яков фон Мишель в досаде прикусил губу, не чувствовал себя в коллективе, потому что Рухильо не подмигнул ему, а следовало бы по правилам этикета; но откуда у неблагородного зачатки морального?). — «Действия морального патруля, когда старушка стоит на обочине и силится перейти улицу с потоком машин (телег, гравилётов, Космопланов, мотоконей и т.п.).
Варианты ответов:
А). Моральный патрульный должен перевести старушку в положенном для пешеходов месте.
Б). Выстрелить из ракетницы в небо, чтобы привлечь внимание общественности, затем, на глазах толпы растерзать старушку, избить ногами и прикончить контрольным выстрелом в голову (или в головы, или в другой жизненно важный орган)».
Вы отметили, вариант «А», Джек, а надлежит – вариант «Б» – незнание алгоритмов часто приводит к смерти, как выход из норы барсука часто заминирован лисицей.
Я часто хожу на охоту, в прошлый раз подстрелил генерала, нечаянно, потому что генерал возвращался с вечеринки, облачённый в игровую шкуру бронтозавра.
— Абсурд! Вы потешаетесь надо мной, не знаю с какой целью, если призвали меня в моральный патруль и верите, что я без озлобления спасу свою невесту и принесу пользу эстетическим идеалам человечества на ниве самоосуждения, греха и… и… я не бронтозавр, – граф Яков фон Мишель надул щеки, выставил правую ногу вперед, словно приглашал графиню на тур эстетического вальса. – Разве возможно, чтобы моральный патрульный, или другой здравомыслящий, пусть даже – неблагородный, растерзал старушку, да ещё и призвал зрителей на акт вандализма, схожий с перетягиванием каната.
Даже, если вы сейчас поставите заупокойную свечу по своим словам, лейтенант Рухильо, я останусь в печали, словно одинокий поэт под раскидистым ясенем.
— Элен, Конан, покажем сценку вашему командиру! – лейтенант Рухильо отложил листы с ответами графа Якова фон Мишеля на барабан (граф Яков фон Мишель заметил, что барабан изысканный, возможно, работы князя Фингерова Арнольда): — Ах, прошу прощения, Джек!
Я же не познакомил вас: Джек — граф Яков фон Мишель, Варвар, пожмите друг другу руки, вы же – одна команда, моральный патруль – слиток серебра.
Конан Варвар!
— Разумеется, Конан, как же ещё, если варвар? – граф Яков фон Мишель пожал титан руки варвара, старался говорить без иронии, без потусторонних ответвлений, и, чтобы обязательно обмякла пастила в голосе. – Вы изумительно забиваете сваю в камень, даже с грацией, а до этого момента я не верил, что сила и грациозное – две рифмы на веточке песни.
— У нас все — Конаны – удобно и связь с историей! – варвар не улыбнулся, оставался спокойным, без кинопоказа эмоций на лице.
— Элен, младший лейтенант воительница Элен! – лейтенант Рухильо приобнял, но по Уставу, без вольностей, воительницу за плечи – так кучер обнимает лошадь перед водокачкой. – Покажем графу Якову фон Мишелю сценку, чтобы наглядно, как в трактире с пьяными балеринами и трезвыми цыганскими медведями.
Цыгане бродят по Вселенной, и медведи за ними – на золотых цепях и в скафандрах.
Итак, – лейтенант Рухильо извлёк из кармана цветной лоскут китайского шёлка (с вышитой сценкой «Мандарин и обнаженная купальщица»), взмахнул, словно на старте Паралимпийских Галактических игр: — Моральный патруль и бабушка на пешеходном переходе в Ином Мире. – Лейтенант Рухильо согнулся, притворился ходячей корягой и задребезжал поэтическим голосочком, вплетал изредка подвывания народов Северных Галактик:
— Я есть бабушка, вот-вот перейду улицу, и моральный патруль мне не указ, я же не царь Соломон.
— Ах ты, нарушительница спокойствия, возмутительница морали, творец безнравственного с песком в старых панталонах! – Воительница Элен подбежала к лейтенанту-бабушке, сбила с ног и правдоподобно топтала её, как петушок топчет сына индейки.
— Не нарушай, бабуля! Мы не в греческой бане со шведками и финками. Моральный патруль строг! – Конан Варвар замахнулся дубиной и патриотически опустил стотонное оружие рядом с головой лейтенанта Рухильо
