Сергей Алексеев - Волчья хватка

— Ну?! Давай, давай! Я готов, — его уже будоражил вид собственной крови. — Никогда не смотри на раны врага…

Волк отскочил ещё на сажень, вперив в Ражного безумный единственный глаз. Он ещё приседал на передние лапы. Но не затем, чтобы сделать прыжок; зверя выгибало и выворачивало.

Теперь он сократил дистанцию, пнул Молчуна в бок.

— Вставай! Это Судный Пир! Вставай!.. Один из нас должен умереть!

Молчун отполз задом, и бельмо вновь заслонило зрачок…

— Но ты же зверь!.. Поднимайся!.. Слышишь? Разве ты не знаешь вкус мести? Я разорил твоё логово! Я навёл стрелков, натравил охотников!

Ражный наступал, окрашивая снежное ристалище в алый цвет. Он уже чувствовал, как вид собственной крови возжигает в сердце неукротимую ярость и жажду победы.

Волк же, сделал два скачка в сторону, покружился и лёг. Голова его не держалась, по телу пробегали конвульсивные судороги.

— Ну что же ты, Молчун?.. Я подставил под ружья твоих братьев. Я застрелил отца твоего! И содрал с него шкуру!.. Отомсти же мне, зверь!

Волк тряхнул головой и с трудом оторвал её от земли — подломившиеся оба уха разъезжались по сторонам. Наконец он приподнялся на передних лапах, взрыл ими землю.

В нем ещё была мощь — крепкий, жёсткий дёрн полетел комьями! — и вроде бы решительно клацнули зубы, но Ражному почудился смиренно-решительный голос:

— Довольно…

— Нет! — почти взревел он. — Пир Судный!..

Прикрыв взгляд бельмом, Молчун вскочил, метнулся в одну сторону, в другую, потом внезапно пошёл по ристалищу штопором — закрутился серый вихрь, побежал по кругу, вместе с собою заворачивая пространство в тугую спираль. Это был дикий, сумасшедший танец, и хотя язык его оставался неясным, Ражного вдруг обожгло горячим степным ветром, слух пронзил древний монотонный напев — вой ли волчий, колыбельная ли песнь без слов? Или это был голос ветреного бескрайнего простора, голос Космоса, ниспадающий на землю и понятный всякому живому существу?

Чудилось, что зверь, как в сказке, закончит это стихийное кружение, ударится о землю и предстанет в новом образе.

А он повертелся, замедляя движение, как теряющий силу волчок, перевернулся через голову и лёг.

На брюхе зияла огромная рана, которую может оставить лишь волк особой хваткой снизу вверх…

Полежал и пополз, разматывая по ристалищу остатки жизни, тянул её за собой, как после рождения не отрезанную ещё волчицей пуповину…

Ражный догнал его, опрокинул на бок и зажал рану руками. Молчун попытался вырваться, стряхнуть человеческие руки, и когда не вышло — оскалившись, потянулся к ним…

И не посмев тронуть, откинул голову.

А Ражный заталкивал, забивал назад рвущуюся из волчьей плоти жизнь и озирался, чтобы позвать на помощь людей.

Однако в этот час ни в дубраве, ни вокруг уже не было ни единой души — ни птичьей, ни человеческой.

Разве что тяжело покачивались насиженные и оставленные ветви…

ВОЛОГДА — РАЖНОЕ УРОЧИЩЕ, 1999 г.