Получается, «обреченные на жизнь» имели право спастись, а спригганы обязаны были помереть из принципа? И это лорды называют справедливостью? Не уверен, что существа с такими сомнительными морально-этическими установками в принципе способны принести в этот мир добро… А может, их, нынешних, в свое время тоже проклял кто-то из оставшихся на Эмайне? За то, что ушли? Поэтому они теперь и творят демон знает что, и влекут Староземье к гибели?..
В общем, история темная, мир жесток и несправедлив, и одна у меня в жизни отрада, что демоны не болеют свинкой.
P.S.
А самое обидное вот что! Когда мы с Меридит в прошлый раз побывали в лаборатории мага-лорда, там на полу был расстелен специальный ковер с вытканной на нем пентаграммой — очень красивый.
На этот же раз я, прибыв по вызову, оказался на голом каменном полу, а ковер лежал рулончиком в сторонке. Не удостоили меня, значит, чести! Побоялись, вдруг наслежу! Мелочь, казалось бы, какую воину и замечать не пристало, а зло берет!
Чем ближе к озеру подходили Наемники, тем тревожнее становилось на душе. До невыносимости. Не потому, что мучили дурные предчувствия — просто так бывает всегда. Когда до цели далеко, от душевных мук ожидания отвлекают мысли и переживания более насущные, разум милостиво оберегает сам себя от напрасных страданий, не способных ничего изменить. Но постепенно, с приближением, тревога неизвестности выходит на первый план, становится непреодолимой. Что-то ждет там, впереди? Не случилось ли чего ужасного, непоправимого за время отсутствия? И это томительное предчувствие беды пугает больше, чем сама беда, гонит вперед: будь что будет — лишь бы скорее!..
Последние часы пути они почти бежали, напролом через лес, без передышки, позабыв о собственных хворях. Даже на разговоры не оставалось душевных сил. Лишь бы скорее, а там — будь что будет!
Но не было ни-че-го. Тишь да гладь, будто и не отлучались никуда. Ни намека на чужое присутствие. Мирный дымок над кровлей жилья. Мокрое детское белье на веревке, растянутой между деревьями, — видно, Урсула только что занималась стиркой, — и сама Урсула, со счастливым визгом вынырнувшая из землянки и повисшая на шее Рагнара — почему-то именно его она избрала объектом для изъявления эмоций.
— Наконец-то!!! — орала она и дрыгала ногами в воздухе. — Вернулись!!! Это вас дух уволок, да?! Я так и думала! Так и думала! И нашим кальдорианским болванам говорила: вернутся! До конца света обязательно успеют!
— Успели! — выдохнул Эдуард и устало опустился на заснеженную кочку — ноги вдруг отказались служить. «Неужели так подкрадывается старость?» — подумалось впервые в жизни.
Но тут Урсула с детской непосредственностью спросила:
— А что это вы такие страшные, на себя не похожи? У-у-у! — Для наглядности она раздула щеки. — Морды жирные, как у троллей!
И принц сообразил, что дело не в прожитых годах, а в свинке.
— А где они, наши болваны? — поинтересовался Хельги спустя пару минут, когда стало очевидно, что, кроме милого ребенка, навстречу вернувшимся никто не спешит.
— Кальдорианцы, — с упреком поправил Рагнар, — Годрик и Спун.
— Да ладно, я и так поняла! — откликнулась маленькая диса. — Скоро вернутся. Территорию пошли обходить. Они ее каждый день обходят, лазутчики недоделанные! Боятся проворонить лордов. Я им говорю: «Дураки! Никто мимо нас не пройдет, заметим. Ни к чему по проклятым местам в одиночку шастать!» А они не слушают ничего! — Она обернулась к сестре: — Зря ты мне их бить не позволила!
— Зря, — согласилась та. Инициатива юношей, в самом деле, была ненужной, если не сказать опасной.
А Урсула добавила заговорщицки:
— Странные они какие-то, кальдорианцы наши…
Тогда все пропустили мимо ушей ее слова.
А дальше все вернулось на круги своя. Потянулись дни ожидания. Правда, теперь оно переносилось много легче. Не было больше глупой раздражительности, мелких склок и взаимных обид — будто переболели и выздоровели.
И занятие для каждого нашлось. Меридит, к примеру, взялась точить-перетачивать все имеющееся в наличии оружие, как и положено всякой уважающей себя дисе на пороге большой битвы. Аолена потянуло слагать печальные песни об осени, хотя за порогом землянки стояла самая настоящая зима и пурга заметала лес белым покрывалом. Балдур потихоньку, не привлекая внимания, продолжал свои колдовские изыскания. Он еще не терял надежды обнаружить захоронение.
Ильза взяла на вооружение сомнительную идею: помирать, так хоть в чистом, и устроила грандиозную стирку-штопку-починку. Причем она так увлеклась этим занятием, что Эдуард не раз высказывал опасение: как бы спасателям мира не оказаться на момент начала боевых действий без сухих штанов!
Вообще-то у принца была своя причина роптать. По доброй дружбе и равенству в воинском звании девушка привлекла его к работе: заставила ходить за хворостом, таскать и греть воду, развешивать белье и выкраивать заплаты. Спору нет, времени, чтобы скучать, у наследника престола ольдонского не осталось, но и назвать такое времяпрепровождение веселым и приятным он не мог. Попробовал было умерить хозяйственный пыл боевой подруги, заявив, что вода в озере проклятая, пропитанная древним Злом, и стирать в ней никак нельзя. Но домовитая лоттская девушка мгновенно нашла выход: «Будем топить снег». Сказано — сделано. В результате резко увеличился расход топлива, и работы только прибавилось. Зато помогать Эдуарду, к пущей его радости, вызвалась Энка. Оказалось, что ей до страсти нравится собирать хворост — кто бы мог подумать?! Поистине непредсказуемая натура!
В то время когда друзья занимались хозяйством, Рагнар и Орвуд без зазрения совести картежничали на интерес. Потом сменили надоевшие карты на кости, и Хельги, отложив дневник, принялся внимательно наблюдать за процессом. Ему было интересно: как именно сложится игра у двух существ, каждое из которых не может выиграть в принципе? Результат вышел ужасающим. Вопреки всем законам вероятности, игрокам раз за разом выпадала ничья! Сперва такой расклад казался им забавным, но после тридцатого совпадения они заподозрили, что дело нечисто. Тут уж необыкновенным явлением заинтересовались все, принялись экспериментировать. Играли по двое, и кучками, и всем скопом — с одинаковым равным результатом. «Место проклятое, для игры в кости не годится», — убеждал Хельги, а сам с замиранием сердца ждал: вот сейчас, сейчас кто-нибудь догадается привлечь к опытам кальдорианцев или Урсулу — и пиши пропало! Несостоятельность его теории «дурного места» станет очевидной, возникнут ненужные вопросы, подозрения…
