С чужим мечом в руке Бальян пошел сквозь дым и туман, навстречу ночной темноте, что надвигалась на долину с востока. Он мучительно страдал от жажды, но река казалась окровавленной, и он не решался зачерпнуть воды, пока вдруг не сообразил, что в ней отражается свет заката. Тогда Бальян упал на колени на берегу, погрузил лицо в воду и начал хлебать. Он едва не задохнулся и поскорее высвободился из тяжких объятий реки: вдруг ему почудилось, что кто-то схватил его за шею и пытается утопить.
Тяжело дыша, Бальян уселся на берегу. Вода стекала с его лица и волос. В горле по-прежнему першило, и так же, как и раньше, донимала духота. Бальян поднялся на ноги и побрел дальше.
Он понял вдруг, что давно не видел отца, но это почему-то не воспринималось им как долгожданная свобода. Как будто он обязан был отыскать Вейенто и доставить его домой.
В клубах дыма бродили гиганты – Элизахар и Талиессин; они обменивались короткими репликами, решая судьбу мятежных солдат. Издалека донесся совсем уж домашний звук – стук ложек о жестяные миски: солдаты победившей армии ужинали.
Звук принесла река, и Бальян не мог бы сказать, как далеко находились сейчас враги. Он просто шел по берегу, опустив голову и не ощущая ничего, кроме усталости.
А потом он увидел Вейенто. Герцог лежал ничком, скорчившись, в темной луже, и синий луч первой луны тянулся к нему из-за леса. Бальян узнал его по знакомому развороту головы. Слишком долго юноша изучал этот затылок, пока ехал следом за отцом по дорогам Королевства! Корона Мэлгвина, скатившись с мятых волос герцога, лежала рядом, и он из последних сил тянулся к ней рукой.
Бальян остановился рядом, присел на корточки, заглянул отцу в лицо. Тот был еще жив. Не произнося ни слова, Бальян подал ему корону, и пальцы Вейенто, точно разумные существа, сами побежали к ней и вцепились в ее зубцы.
Бальян выпрямился, огляделся. Ему нужна была телега – и, словно по волшебству, вот она, телега, очутилась рядом, и низкорослая лошадка была впряжена в нее. Мешок с остатками сена болтался на шее животного.
Бальян волоком потащил отца к телеге. Вейенто ничего не говорил, не сопротивлялся, только крепко удерживал одной рукой корону, а другой отталкивался от земли, помогая сыну. Возле телеги Бальян передохнул, собираясь с силами, а затем перевалил Вейенто через низкий бортик.
Это была одна из тех телег, на которых Элизахар вез продовольствие для своих солдат. Там еще оставалось некоторое количество припасов. Бальян распорол мечом один из мешков, бросил клинок и вытащил несколько хлебных лепешек. Они успели зачерстветь, но пахли восхитительно. Скрываясь под пологом, отец и сын съели одну лепешку на двоих. К несчастью, никаких запасов питья здесь не было, а выходить к реке Бальян опасался. Меньше всего ему хотелось, чтобы их с Вейенто захватили в плен. Он ни мгновения не сомневался в том, что Талиессин распорядится публично повесить мятежника и лично проследит за тем, чтобы Вейенто испытал перед смертью все возможные унижения.
Поэтому, когда герцог попросил пить, сын, ни слова не говоря, взялся за вожжи и направил лошадку к выходу из долины. Вейенто забеспокоился было, даже попытался схватить Бальяна за руку, пробормотал: «Куда? Стой!» – но тут же бессильно откинулся на мешок.
Бальян до последнего не верил в то, что ему удастся беспрепятственно добраться до леса, но они словно бы превратились в невидимок, и скоро деревья сомкнулись за их спинами – как будто отец и сын покинули главный зал, и тяжелый кожаный занавес, закрывающий дверной проем, плотно соединил раздвинувшиеся на миг половинки.
Вейенто был ранен. Это сделалось для Бальяна очевидным только через несколько часов. До того юноша молча правил лошадью, увозя отца все глубже в лес, к родным горам. Он ни о чем не думал, ничего не чувствовал. Даланн была бы довольна своим учеником: он вполне «превратился в камень».
Когда тьма накрыла телегу с беглецами, Вейенто начал стонать. Бальян счел, что они отъехали от долины на достаточное расстояние, чтобы можно было остановиться. К тому же где-то неподалеку бежал ручей. Бальян не слышал журчания воды, заглушённого густой травой, но чуял запах сырости.
Он провел рукой по телу отца. Вейенто был горячим и мокрым. Кровь бежала из рассеченного бока. Бальян подумал о том, что отец истекал кровью несколько часов, в то время как сын даже не потрудился обратить на это внимание, и ужаснулся. Он поскорее перетянул рану оторванным от рубахи рукавом, чтобы остановить кровотечение, и выбрался из телеги.
Ночь окружила его, полная доброжелательной прохлады. Ночь была обитаема. В ночи свиристели цикады, раздувались с урчанием жабы, бесшумные светляки посылали синие и белые сигналы любви незримым подругам.
Бальян сделал несколько шагов, и почти сразу под ногами захлюпала влага: ручей действительно оказался близко. Юноша принес воды в плоской миске и напоил отца. Вейенто сперва никак не реагировал на воду, а потом вдруг выпил все залпом, откинулся назад и захрапел.
Бальян напился сам, после чего снова взялся за вожжи. Они ехали всю ночь, не спеша, и лошадка, казалось, была весьма довольна этим обстоятельством. Она чуяла, что возвращается домой, и бежала весело, уверенно.
Рассвет прокрался в горы, и Бальян, как будто ему открыли глаза, очнулся посреди родного пейзажа. Покой сошел в его душу. Теперь он мог видеть и слышать, теперь он снова стал самим собой.
Вейенто хрипло стонал у него за спиной и метался по телеге. Повязка насквозь пропиталась кровью, и Вейенто запачкал ею хлебные лепешки, что высыпались из прорехи в мешке.
Бальян остановил лошадку и выбрался наружу. Огляделся. За ночь они проделали довольно большой путь. Деревни на границе Королевства, сожженные Вейенто, путники миновали ночью. Должно быть, Бальян заснул и не правил лошадью, и это оказалось благом: умное животное само отыскало дорогу. Бальян погладил лошадку по морде, и она подтолкнула его носом, явно требуя награды. Даже прихватила губами за рукав, а затем заржала.
Бальян почувствовал себя глупо. Лошадь едва ли не человеческим языком изрекала: «Где же вознаграждение за мою находчивость? Одними поцелуями ты от меня не отделаешься, любезный».
Бальян вздохнул. Ему жаль было разочаровывать свою спасительницу. Он подумал вдруг о том, что Талиессин, вероятно, не ограничился бы расправой с Вейенто. Многие укажут на Бальяна как на сына и наследника мятежного герцога, как на человека, что неотлучно находился при отце и выполнял все его приказания.
Страх смерти запоздало настиг Бальяна, и юноша покрылся испариной. Несколько минут он стоял, закрыв глаза и стиснув зубы. Его сотрясала дрожь. Потом он осторожно перевел дыхание, унимая отчаянно колотившееся сердце. Еще ничего не случилось. Их еще не поймали.
